Роберт Говард оставил в наследство около трех сотен рассказов и одной сотни стихотворений. Точное число подсчитать сложно, поскольку многие из его законченных текстов не были опубликованы при его жизни или сохранились лишь в виде фрагментов, заметок, набросков и обширных синопсисов. Но само количество и без этого впечатляет, учитывая тот короткий период -- пятнадцать лет – за который все это было написано. Даже не принимая в расчет стихов и длинных баллад, получается, что Говард писал около двадцати рассказов в год. При этом нет ни малейших сомнений – он считал себя автором «пальпы», сугубо развлекательной литературы. Однако при этом Говард не оставлял своих литературных амбиций, они проявлялись в его стихах, апеллировавших к классике — от античности, через сонеты Петрарки, до стихов викторианской Англии и Америки XVIII и XIX веков. Позже исследователи обнаруживали в его поэтических произведениях как следы итальянских сонетов и стихов Редьярда Киплинга, так и атмосферу саг и влияние восточных рубайи Омара Хайяма (XI/XII вв.), популяризованных на Западе благодаря знаменитому переводу ЭДВАРДА ФИЦДЖЕРАЛЬДА.
С одной стороны, корни прозы Говарда уходят в эзотерические новации Теософического общества Елены Блаватской, пропагандировавшего на Западе веру в «неизведанные тайны Востока», тайные подземные страны, затопленные континенты и миграцию древнейших рас. С другой стороны, в произведениях Роберта полным-полно литературных ссылок на произведения Джека Лондона, пальпового восхвалителя чудес Дальнего Востока Тэлбота Мэнди, классика литературы ужасов Артура Мэйчена, а также создателя Тарзана Эдгара Райса Берроуза и писателя-путешественника Г. Райдера Хаггарда, который, среди прочего, познакомил в «Копях царя Соломона» европейцев с романтическим образом таинственного и прекрасного в своей суровости Черного континента. Идею перемещения героев в вымышленный мир – сегодня классический сюжет фэнтези – Говард почерпнул из творчества лорда Дансени (который, в свою очередь, подсмотрел такой прием в творчестве малоизвестного писателя Уильяма Морриса, создателя «Неверленда» в поэме «Лес за пределами мира» 1894 года).
Тем временем, после первоначальной эйфории, вызванной публикацией «Копья и клыка», для писателя снова наступили тяжелые времена.
В течение следующих нескольких лет написанные им рассказы — в основном вестерны, исторические рассказы, horror-ы, но также и первые фэнтези -- публиковались, правда, время от времени, но здесь трудно говорить о регулярности, за которой последовали бы ежемесячные чеки, позволившие бы жить исключительно за счет писательства.
Переломным оказался 1927 год, когда журнал “Weird Tales” напечатал «Затерянную расу» (“The Lost Race”), первый из текстов с королем мифических пиктов Браном Мак Морном, сражающимся против исторических римлян,
а позже (в 1928 г.) читатели получили рассказ с другим характерным героем Говарда -- Соломоном Кейном.
Впервые Кейн – высокий бледнолицый пуританин с холодным взглядом религиозного фанатика, бродивший по Земле в поисках проявлений зла, с которым он боролся с большим рвением, появился в «Красных тенях» (“Red Shadows”), где, выслеживая убийц молодой девушки, он впервые отправился в Африку. Там – разумеется, наряду с финальной схваткой с головорезами -- он подружился со старым шаманом, владеющим могущественной африканской магией. Сюжет был захватывающим.
Другие африканские истории о приключениях Соломона были опубликованы в “Weird Tales” в следующем году,
и когда к этому добавился успех рассказов с другим знаменитым героем Говарда, моряком-боксером Стивеном Костиганом, Роберт наконец смог принять решение, на которое он работал всю свою юношескую жизнь. В двадцать три года он решил зарабатывать себе на жизнь исключительно писательством.
Хотя финансовые проблемы не исчезли, в первые годы — с учетом небольших расходов — дела у него шли неплохо, гонорары потихоньку росли (за "Копье и клык" он получил 15 долларов, за "Красные тени" – уже 100), убедившись в успешности рассказов с Кейном, редактор “Weird Tales” заказал новые тексты,
все большей популярностью пользовались боксерские приключения Костигана, довольно регулярно публиковавшиеся в “Action Stories”
и “Fight Stories”.
Даже Великая депрессия поначалу обошла его стороной. Правда, его рассказы не всегда находили признание у редакторов, но благодаря этому родился герой, который обеспечил Роберту место в Зале славы фантастики — Конан Киммерийский, самый известный варвар в мире.
Когда очередной рассказ с Куллом, королем Атлантиды – «Сим топором я правлю!» (“By This Axe I Rule”) -- был отвергнут журналом “Weird Tales”, Говард не стал выбрасывать рукопись. Он поработал над текстом, изменил имена персонажей, по-другому расставил акценты, дал ему другое название и послал снова. На этот раз рассказ о старом короле-варваре, который вступает в последнюю схватку с предателями, пытающимися его свергнуть, понравился редакции. Так, в 1932 году появился «Феникс на мече» (“The Phoenix on the Sword”) — первый рассказ с Конаном в главной роли.
И Говард словно с цепи сорвался. Как он вспоминал, большинство из двадцати (только!) рассказов о киммерийце он написал за несколько недель после написания первого рассказа. Он писал неустанно, будто в бреду, словно кто-то стоял за его спиной и рассказывал ему всю историю. Благодаря теплому отклику читателей, вскоре на страницах “Weird Tales” появились очередные рассказы о Конане.
В период наибольшей популярности издание публиковало до восьми текстов с варваром в год! Наряду с Костиганом, Конан быстро стал самым узнаваемым героем писателя, но Говард, впрочем, не переставал писать и другие тексты. Хорошие времена закончились примерно в 1936 году -- читатели продолжали требовать рассказы с варваром в главной роли, но Депрессия настигла даже “Weird Tales”, и редакция все дольше затягивала выплату гонораров. Чтобы пополнить бюджет, Говард начал писать детективы и даже написал… несколько слегка приправленных эротикой рассказов для журнала "Spicy Adventure Stories".
Когда деньги не пришли и после отправки в редакцию трехчастной повести «Красные гвозди» (“Red Nails”, опубликована посмертно), Роберт решил больше не посылать «Конанов» в журнал.
О Конане-киммерийце было написано Говардом более двадцати историй. Конан прежде всего – «варвар», герой-символ, «прирожденный воин», благородный человек, но также неотесанный и опасный индивидуалист, мечом прорубающий себе путь через препятствия. Более того, как выяснилось, не Толкин первым ввел в фэнтези знаменитые карты, но именно Говард, который, правда, описал географию и историю Хайборийской эры, в которой жил Конан, в длинном эссе, но также, как он упоминает в одном из своих писем к читателю, нарисовал для самого себя вымышленную карту, которую использовал при описании приключений героя.
В том, какой могущественный образ создал Говард, читатели смогли убедиться после его смерти. Хотя после разрыва с “Weird Tales” новых текстов о Конане написано не было, образ варвара и мир, сотворенный его создателем, продолжали вдохновлять последующие группы читателей и писателей.
9. Статья Михала Цетнаровского/Michał Cetnarowski, напечатанная в разделе “Publicystyka” на стр. 10—13, носит название:
ПУТЬ ДРАКОНА. Жизнь и творчество Роберта И. Говарда
(DROGA SMOKA. Życie i twórczość Roberta E. Howarda)
И тогда появился он: черноволосый, с хмурым взглядом, с мечом в руке. Воин, забияка, столь же часто веселый, как и задумчивый, пришел попрать обутой в сандалию ногой увешанные сияющими драгоценностями царства земные. Он: Роберт И. Говард.
Говард-варвар
Родившийся в 1906 году в одном из небольших городков Техаса, Роберт с раннего возраста проявлял склонность к литературе. Вместо того чтобы тусоваться со сверстниками, он сидел дома и читал все, что попадалось под руку. Вместо того чтобы играть в ковбоев и индейцев, он, считай, не вылезал из библиотеки. Известна побасенка о том, как во время каникул юный Говард, большой любитель исторических монографий, вломился в библиотеку, вынес из нее нужные ему книги, а затем, когда начался учебный год… честно вернул их на место. Как где, а в Техасе такое поведение не могло понравиться его сверстникам-соученикам. С прилепившимся к нему ярлыком «книжная моль» Говард быстро попал под травлю, а коллеги постарше и поувесистее сочли его удобной боксерской грушей. И весьма ошиблись.
Вместо того, чтобы смиренно согласиться с ролью слабака, Говард начал активно заниматься бодибилдингом и боксом. Вскоре никто не осмеливался над ним смеяться. Описанный через пятнадцать с лишним лет Конан – «рослый, с мощными плечами и широкой грудью, с бычьей шеей, черными волосами и голубыми глазами» — это слегка приукрашенный портрет юного Роберта (за исключением, пожалуй, длинных, ровно подрезанных над глазами волос варвара…).
Наряду с бодибилдингом, боксом, фехтованием и верховой ездой Роберт открыл для себя вторую, гораздо большую страсть: пальповые журналы. Первые попытки писать он предпринял, еще будучи подростком: в пятнадцатилетнем возрасте начал рассылать тексты в такие журналы, как “Adventure”
и “Western Story”.
Однако в последующие годы профессиональный рынок оставался для него закрытым. До поры до времени Говард оттачивал перо в школьной газете, где публиковал свои стихи и первые приключенческие рассказы. Он начинал с вестернов, текстов о пиратах, исторических рассказов, экзотических историй, где действие разворачивалось на Востоке.
Прорыв состоялся после написания и любительского издания дюжины рассказов, когда в 1924 году журнал “Weird Tales” принял к публикации (и напечатал через год) его рассказ «Копье и клык» (“Spear and Fang”), действие которого происходило в доисторические времена.
С самого начала в темах, раскрываемых молодым автором, отражается его более позднее увлечение – квазиисторический фон рассказов, выразительные герои-индивидуалисты, экзотическая сценография и романтически понимаемое «варварство» в столкновении с «цивилизацией». Однако тот, кто будет искать в повествовании о жизни кроманьонцев простой прообраз позднейших текстов с варваром в главной роли, ошибется. Ибо «Копье и клык» рассказывает о... юном художнике, наскальном живописце. Да, в рассказе есть и злобный монстр-неандерталец, и красивая женщина, и драка, и копье с каменным наконечником против когтей и клыков. Но на переднем плане, особенно с сегодняшней точки зрения, вырисовывается пророческая метафора, столь же проницательная, каковой она иногда бывает у творческих гениев: Роберт еще не мог знать, какая печальная судьба его ожидает, но он уже ощущал то, что сможет ему поставить памятник прочнее бронзового. Искусство. После окончания школы он целиком отдал себя писательскому творчеству.
Чтобы заработать немного денег, Говард брался за разные работы -- занимался физическим трудом, был стенографистом, подрабатывал продавцом в магазине (по его словам, «Худшая работа, которую мог иметь мужчина») и даже окончил бухгалтерские курсы. Но все эти годы он ни миг не переставал писать.
С материальной точки зрения, это стало возможным благодаря семье -- отец был уважаемым врачом. С другой стороны, его мать, страдавшая туберкулезом и постоянно жившая в тени смерти, была одной из самых больших его забот, а переживания, связанные с ее болезнью, сложились в травму, которая оказала влияние на всю жизнь Роберта – и наконец нашла свое завершение в обстоятельствах его смерти. Тем временем он писал.
Поражают его настойчивость и фанатичная поглощенность творчеством; даже тогда, когда из журналов приходили отказ за отказом (или ответы не приходили вообще), когда сверстники постепенно устраивали свою жизнь, -- Говард писал. Эта преданность творческому занятию и погружение в литературу замечательно показаны в великолепном фильме Дэна Айрленда «Весь широкий мир» (Dan Ireland, “The Whole Wide World”, 1996), основанном на воспоминаниях Новалин Прайс (Novalin Price), начинающей писательницы и, вероятно, единственной приятельницы – и предмета любви – Роберта.
Прекрасно снятый фильм (превосходный Винсент Д'Онофрио в роли Говарда) показывает сложную натуру писателя, запутавшегося в сети семейных зависимостей и сложных чувств. Писателя гиперактивного, отвергающего любовь, пожалуй, единственной женщины, которую он по-настоящему любил; терзаемого приступами депрессии, маскируемыми грубой мужественностью («представлением о мужественности»); погруженного в свои фантазии. Постепенно теряющего связь с реальностью, с самою жизнью.
В фильме есть такая сцена: ночью, на кукурузном поле, освещенном фарами машины, под темным небом и звездами, которые, должно быть, так же ярко сияли над огромными городами затонувшей Атлантиды, поддразниваемый Новалин, Роберт начинает рассказывать о Конане. И вдруг лицо Говарда озаряется пламенем войны, из динамиков слышатся звон мечей, стоны раненых, боевые кличи и стук барабанов — и человек исчезает, появляется писатель, целиком погруженный в свое творение.
Реальность догнала его в июне 1936 года. Новалин всего за несколько недель до этого навсегда уехала из Техаса, «Weird Tales» задолжал более тысячи долларов гонорара, а его ослабевшая от болезни мать, с которой он был столь тесно связан, впала в кому, из которой ей уже не суждено было выйти. Услышав это, Роберт заперся в машине, вытащил револьвер («Девонька, Техас не самый безопасный штат в мире») и выстрелил из него себе в голову. Роберт И. Говард был похоронен в одной могиле с матерью спустя два дня: 13 июня 1936 года.
Ему было тогда едва тридцать лет – трудно поверить, глядя на то, сколько он написал.
1. Открывает журнал рубрика «Галактический гонец» — короткие сообщения на разные темы, так или иначе касающиеся фантастики (стр. 2–-3). Постепенно завоевывает устойчивое признание на американском комиксном рынке польский художник МАРЕК ОЛЕКСИЦКИЙ. “Funky Koval” возможно будет экранизироваться в Голливуде. Ведется работа над сиквелом фильма «Охотники на привидений». В Кракове открывается выставка работ знаменитого художника АЛЬФРЕДА КУБИНА, которого некогда называли «австрийским Гойя». К 50-летнему юбилею премьеры «худшего в мире фильма» «План 9 из космоса» готовится выпуск на экраны его ремейка…
2. В рубрике “Publicystyka” напечатана большая статья Михала Висьневского/Michał R. Wiśniewski “45 lat podróży/45 лет путешествия” – о знаменитом британском телесериале “Doktor Who”, бьющем рекорды долгожительства (близится 45-летний юбилей) (стр. 4—8). Очень интересная и информативная статья, но тема, к сожалению, не представляет для меня лично ни малейшего интереса – я не видел ни одной серии и уже вряд ли смогу хоть какие-то из них посмотреть.
3. В этой же рубрике размещена статья Михала Цетнаровского/Michał Cetnarowski “Droga smoka. Życie I twórczość Roberta E. Howarda/Путь дракона. Жизнь и творчество Роберта И. Говарда” (стр. 10—12). Ничего нового, но сентимента ради мы к этой статье вернемся.
4. И еще одна статья в рубрике “Publicystyka” – “Na tropie Resnicka/По следу Резника”Михала Хернеса/Michał Hernes (стр. 18—20) – о замечательном американском писателе Майке Резнике. К ней мы тоже вернемся.
5. Статья Аркадия Гжегожака/Arkadiusz Grzegorzak “Fantastyczne Musicale: “Dr. Horrible’s sing-along Blog”, размещенная в той же рубрике “Publicystyka”, рассказывает об указанном в заголовке музыкальном фильме (реж. и сцен. Джосса Уэдона, США, 2008) (стр. 74—75).
6. В рубрике «Рецензии кинофильмов» Мацей Паровский находит совершенно не удавшимся фильм “Babylon A.D” (реж. Мэтью Кассовиц, США-Франция, 2008);
неудачным («хорошо задуманным, но скверно снятым») считает фильм “Star Wars: The Clone Wars” (реж. Дэйв Филони, США, 2008) Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski
не отстает от них и Иоанна Коньчак/Ioanna Kończak в критике фильма “Kwong saan mei yan” ("Императрица и воины", реж. Тони Чин Сиутун, Китай-Гонконг, 2008).
7. В рубрике “Рецензии DVD” Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski описывает диск с записью восьми эпизодов анимационного фильма “Batman: Gotham Knight” (реж. Шойиро Нишими, Футоши Хигашиде и др., США-Япония, 2008)
И он же, Ежи Жимовский, внимательно разглядывает диск с фильмом “Hellboy Animated: Sword of Storms” (реж. Фил Уэйнштейн, Тэд Стоунс, США, 2006)
А Павел Матушек представляет читателям журнала еще один продукт японской анимации: фильм “Vexille” (реж. и сцен. Сори, Япония, 2007) (стр. 80).
8. И, как обычно, две рецензии на комиксы (стр. 84). К ним мы вернемся позже.
Ноябрьский номер 2008 года — 221-й «Новой Фантастыки» и 314-й ab ovo -- редактируют: Павел Матушек/Paweł Matuszek (главный редактор), Мацей Паровский/Maciej Parowski (отдел польской литературы, заместитель главного редактора), Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski (отдел критики и публицистики), Павел Земкевич/Paweł Ziemkiewicz (отдел иностранной литературы), Ирина Позняк/Irina Pozniak и Алицья Рудник/Alicja Rudnik (графико-оформительский отдел), Катажина Казмерская/Katarzyna Kaźmierska (секретарь редакции).
Изменений в составе редакционного коллектива нет.
В списке постоянных сотрудников числятся все те же: Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski, Войцех Хмеляж/Wojciech Chmielarz, Павел Дептух/Paweł Deptuch, Люция Грудзиньская/Łucja Grudzińska, Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak, Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz, Агнешка Хаска/Agnieszka Haska, Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska, Вальдемар Мяськевич/Waldemar Miaśkiewicz, Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski, Бартломей Пашильк/Bartłomiej Paszylk, Ежи Стахович/Jerzy Stachowicz, Конрад Валевский/Konrad Walewski, Рафал Сливяк/Rafał Śliwiak и Якуб Винярский/Jakub Winarski.
Тема номера не обозначена.
«Галереи» в этом номере нет, вместо нее печатается реклама (поскольку это еще один «очищенный» файл – я ее не вижу, точнее не всю вижу).
В оформлении лицевой стороны передней обложки использована анонимная художественная работа, защищенная копирайтами “Funcom” и “Conan Properties International LLC" (“CPI”).
Тираж номера – 27 тыс. экземпляров. Цена экземпляра – 8 злотых 99 грошей.
PUBLICYSTYKA
Michał R. Wiśniewski 45 LAT PODRÓŻY 2
Michał Cetnarowski
DROGA SMOKA
Życie i twórczość Roberta E. Howarda 10
Michał Hernes NA TROPIE RESNICKA 18
Arkadiusz Grzegorzak FANTASTYCZNE MUSICALE: DR. HORRIBLE'S SING-ALONG BLOG 85
OPOWIADANIA ZAGRANICZNE
Mike Resnick Targowisko Cudów Alastaira Dziwa 21
John Morressy Błazen 32
OPOWIADANIE POLSKIE
Anna Brzezińska Król na tronie, smok nad światem 41
14. В этой же рубрике «Felietony» в статье “Duch Orsona Wellesa/Призрак Орсона Уэллса”Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski рассказывает о фильме “Malpertuis” (реж. Гарри Кюмель, Франция-Бельгия-ФРГ, 1971) и делится мыслями, навеянными его просмотром (стр. 78).
ПРИЗРАК ОРСОНА УЭЛЛСА
(Duch Orsona Wellesa)
Понятия не имею, видел ли «Рукопись, найденная в Сарагоссе» Гарри Кюмель, режиссер «Мальпертюи», но сходство этих двух фильмов поразительно. Впрочем, о копировании сюжетных решений, тематике произведения или даже настроения не идет и речи. Эта картина, как и шедевр Хаса, остается многослойным символическим произведением, подвешенным между серьезностью и гротеском, пронизанным тревожной мистикой, двусмысленными репликами и в то же время не распадающимся на части. При съемке онирических и символических вещей легко попасть в так называемую ловушку Линча, т. е. хаотический монтаж всего, что кажется крутым, в сплошную тарабарщину. Между тем, при всей своей визуальной красочности и странности концовок, «Мальпертюи» крепко свинчен и сколочен подобно шведскому полицейскому участку. Вдобавок появляется Орсон Уэллс в эпизодической, но чрезвычайно важной роли, это определяет атмосферу фильма – он смешно-страшный и обыгрывает собственное умирание.
Но уже первые сцены классифицируют и фильм, и его главного героя — голос маленькой девочки упоминает Алису из книги Кэролла и поднимает проблему различения реальности и сна. На заднем фоне пугает обязательный рисунок Бармаглота, поэтому можно прийти к выводу, что режиссер откажется в дальнейшем от буквальности. Ничего подобного. Путешествие Жана (Carrière), моряка, только что сошедшего с корабля, является повторением пути Алисы к норе. Вместо кролика у нас женщина в синем, вместо леса пришедший в упадок порт, сама нора оказывается борделем, а так как это история для взрослых, то печеньице -- ключ к другому миру -- заменяется ударом по голове.
Другой мир — это титульный Мальпертюи, дом без окон, населенный параноидальной бандой несчастливцев и управляемый столь же сумасшедшим Кассавом (Уэллс).
Он наполнен пылью, шорохом, криками и визгами. Тут есть отшельник, который живет под лестницей и заботится только о своей лампе, нелепый урод, который изо дня в день набивает чучела животных, три грымзы в черных одеяниях, парень, который делает всю грязную работу, но при этом носит котелок и перчатки, много чего еще, но и сам Жан тоже странный. Этот мореход – некая нереальная личность в нереальном месте, еще одно пятно странности. Нечеловечески красивый, словно вырванный из влажной мечты Геббельса, он контрастирует с грязью дома и живущих в нем людей.
Тишина на фоне шума, замкнутость в столкновении с агрессивной экспансией Мальпертюи, потоки, сталкивающиеся с развратом (в том числе эротическим) добавляют произведению еще одну, фрейдовскую, интерпретацию.
Мальпертюи — место, где никто не хочет жить и всем приходится делать это пока Кассав не прочитает завещание и не умрет. А в завещании указано, что ни один наследник не может покинуть дом, взамен он получит высокую ренту, а все наследство достанется тому, кто переживет остальных. Дальше все становится еще страннее. Вместо тела Кассава в гробу лежит статуя, убитые оживают, что, впрочем, никого не удивляет, а вязальные крючки превращаются в змей. Жан, конечно, не понимает, что происходит: он пытается позаботиться о сестре и радостно влетает в любовный треугольник между зловещей Алисой и загадочной Эуреалией, которая никогда не поднимает глаз. Выбор Сьюзан Хэмпшир на тройную роль явно предполагает, что речь идет об описании сложных мужских эротических увлечений: страсти, недоступности, невинности и так далее (еще один поклон от Фрейда).
Но хватит уже символики. «Мальпертюи», мне так кажется, пытается рассказать нам об опутывании, привязывании к месту и человеку, даже если он уже умер, о вхождении в роль, без осознания того, что это всего лишь роль. Обитатели дома забыли, кем они когда-то были – а они были чертовски красивыми – и злятся на тех, кто все еще пытается им об этом напомнить либо сознательно ищет свой путь в новой жизни. Ибо быть маленьким комфортно и отказаться от такой жизни труднее, чем стремиться к величию. Умирающий Кассав видел себя владыкой вселенной. Он действительно умер, но его призрак живет в Мальпертюи, невидимый и вездесущий. Воля человека, устроившего нашу жизнь, после его исчезновения обязует еще сильнее. Освобождение начинается с осознания самого себя.
Поэтому единственный, кто способен разгадать тайну этого места, — это Жан, немного святой, немного неумеха, чья отчужденность позволяет нам раскрыть правду о другой чуждости. Однако в своем стремлении раскрыть тайну он не понимает особой черты истины: в тот момент, когда мы ее познаем, она поглощает нас в качестве своей части. Только дураки могут быть свободными.
И я в очередной раз отдаюсь молчаливому давлению, зловещему ужасу, кошмару, лишающему меня возможности писать об искусстве – запрету на спойлерование. Нет ничего более раздражающего, чем идиотская манера предупреждать о спойлерах, прятать текст на интернет-форумах таким образом, чтобы его могли прочитать только те, кому этого захочется. Между тем написать о фильме, особенно художественном, не раскрывая сюжетных поворотов, узловых точек и даже финала, не напрямую, конечно, а с целью извлечения смысла произведения и интерпретационных подсказок, практически невозможно. Это как эротика без наготы, ужас без монстра, странное явление, позволяющее предположить, что ценность искусства заканчивается перечислением последующих событий. Между тем, смысл «Мальпертюи» невозможно понять, не вытащив на свет чрезвычайно последовательный, но удивительный финал.
облако тэгов
