Эта книга в очередной раз заставила меня пожалеть что бог не дал мне писательского таланта и позавидовать(по хорошему) тем у кого этот дар есть. В этой антологии описаны истории жизни простых людей, тех что живут рядом с нами. Наших соседей и коллег по работе. Наших бабушек и дедушек, мам и пап. И читая ты понимаешь что все как бы ты это видишь и знаешь, истории казалось бы обычные, из реальной жизни, но как великолепно поданы, как интересно рассказаны.

Я просто посидел и прокрутил в голове жизнь моих родителей. История их жизни не менее ярка и интересна чем истории из данного сборника. И если ее правильно преподнести , то получится не менее увлекательный рассказ. Да наберусь смелости и скажу что в принципе и моя жизнь, все что со мной произошло за 53 года, стала бы увлекательной историей, если бы преподнес талантливый рассказчик. Но , как я уже сказал, бог таланта не дал.

Ещё один привет из тех страшных 90-х. Да, всё это было на самом деле — и мизерные пенсии, и копания в помойках, и беспредел «потерянного поколения».... Сегодня вспоминать об этом и стыдно, и неприятно. Но, наверное, надо, хотя бы для того, чтобы понять из какой ямы наша страна сумела выкарабкаться. И сравнить то, что было тогда, и что есть теперь.

Что же касается собственно истории о двух старушках, превратившихся в девочек-подростков, то надо признать, что сказка, пусть и не очень добрая, писательнице удалась. Правда она оказалась уж очень привязанной к той жизни далёкого 93-го, но тут уж никуда не денешься — любой автор всегда старается писать «на злобу дня». Даже фантасты :).

В статье-лекции Быкова о Пелевине, автор утверждает, что «Гигиена» Петрушевской — лучший российский рассказ, написанный за последние двадцать (теперь уже тридцать) лет.

Посмотрим!

Жёсткий, мрачный рассказ, в деталях предсказавший эпидемию ковида, и это в 1990-м году. Тогда это было метафорой на слом эпох, позже всё буквализировалось.

Рассказ органично смотрелся бы в любой «Самой страшной книге» и уж точно он лучше все постковидных потуг писателей отрефлексировать эпидемию.

На назвать «Гигиену» безусловно лучшим рассказом с 1990-го года у меня, пожалуй, язык не повернулся бы. У того же Пелевина как минимум половина малой формы сильнее. Да и вещи Быкова зачастую пронзительней рассказа Петрушевской.

9(ОТЛИЧНО)

Не белое пальто

«Мы осваиваем новое убежище.»

«Черное пальто» сборник малой прозы, в который,кроме новых, вошли рассказы Королевы русского хоррора, написанные в девяностых. Короткий обзор.

«Гигиена» словно бы написана о и для периода ковиднной самоизоляции, хотя на самом деле в 1990-м. Перед началом пандемии квартиры высотки обходит парень, который говорит, что переболел и предлагает помощь в доставке продуктов. В большинстве случаев его принимают за афериста, однако настораживаются и, заподозрив заражение дочери-внучки, принимают меры. Совершенно неадекватные, но это Людмила Петрушевская с ее людьми-недотыкомками. Потому будьте готовы ко впечатлению. сопоставимому с чтением Мамлеева.

«Новые робинзоны» интеллигентная семья спасается от грядущего апокалипсиса в заброшенной деревне ведением натурального хозяйства. Местные ненавидят их классовой ненавистью, что впрочем, не мешает подбрасывать горожанам младенцев. А те, от кого уходили, подъев городские припасы, приходят в очередной раз раскулачивать деревню. Но есть леса, велика Россия и отступать найдется куда. Такое чудаковское «Ложится мгла...» в максимально хардкорном исполнении.

«Черное пальто». Титульный рассказ, пожалуй, самый сильный в сборнике: молодая женщина обнаруживает себя стоящей на обочине ночной дороги в незнакомом месте, она не помнит, как сюда попала, на ней черное пальто с чужого плеча. Дальше страшно и жалостно. Про то, что жизнь стоит тог. чтобы жить.

Все рассказы из части «Чудо»: «Два царства», «Дом с фонтаном», «Бог Посейдон» «Тень жизни», «Чудо», «В доме кто-то есть», «Новая душа», «Фонарик» — о чудесном возвращении жизни или о посмертии, в котором нет рая и ада , а есть куча промежуточных станций-состояний. Париж, в котором однако не становишься ни звездой, ни светской красавицей, ни счастливой возлюбленной, а ведешь покойную скучноватую обывательскую жизнь. В целом лучшую, чем здешняя. («Два царства») Большой просторный дом у моря (Бог Посейдон») или дом в колониальном стиле с фонтаном («Дом с фонтаном») во дворе. Или любящая душа находит прибежище в теле душевнобольного в чужой стране, а заботливое провидение находит способ привести туда любимую и дать утешение встречей («Новая душа»). Или действительность, которая становится невыносимой и словно бы выдавливает из себя человека. внезапно позволяет сместить точку сборки и понять, как много у тебя есть («Чудо», «В доме кто-то есть»).

Тексты, объединенные частью «Черный пудель»: «Случай в Сокольниках», «Рука», «Материнский привет», «Жена», «Новый район», «Черный пудель», «В маленьком доме», так или иначе о вмешательстве загробной жизни в дела живых. Чаще пугающей и грозной («Рука»), несущей возмездие («Случай в Сокольниках», «Черный пудель»). Иногда это бывает грустно («Жена»), но случается, что обнадеживает, возвращает волю к жизни, соединяет одиноких людей («В маленьком доме»).

Петрушевская совсем не мой автор, но она замечательно талантлива и ее городские легенды не столько про «страшно», сколько про «подумать о чем-то, кроме».

Тексты, объединенные частью «Черный пудель»: «Случай в Сокольниках», «Рука», «Материнский привет», «Жена», «Новый район», «Черный пудель», «В маленьком доме», так или иначе о вмешательстве загробной жизни в дела живых. Чаще пугающей и грозной («Рука»), несущей возмездие («Случай в Сокольниках», «Черный пудель»). Иногда это бывает грустно («Жена»), но случается, что обнадеживает, возвращает волю к жизни, соединяет одиноких людей («В маленьком доме»).

Все рассказы из части «Чудо»: «Два царства», «Дом с фонтаном», «Бог Посейдон» «Тень жизни», «Чудо», «В доме кто-то есть», «Новая душа», «Фонарик» — о чудесном возвращении жизни или о посмертии, в котором нет рая и ада , а есть куча промежуточных станций-состояний. Париж, в котором однако не становишься ни звездой, ни светской красавицей, ни счастливой возлюбленной, а ведешь покойную скучноватую обывательскую жизнь. В целом лучшую, чем здешняя. («Два царства») Большой просторный дом у моря (Бог Посейдон») или дом в колониальном стиле с фонтаном («Дом с фонтаном») во дворе. Или любящая душа находит прибежище в теле душевнобольного в чужой стране, а заботливое провидение находит способ привести туда любимую и дать утешение встречей («Новая душа»). Или действительность, которая становится невыносимой и словно бы выдавливает из себя человека. внезапно позволяет сместить точку сборки и понять, как много у тебя есть («Чудо», «В доме кто-то есть»).

«Черное пальто». Титульный рассказ, пожалуй, самый сильный в сборнике: молодая женщина обнаруживает себя стоящей на обочине ночной дороги в незнакомом месте, она не помнит, как сюда попала, на ней черное пальто с чужого плеча. Дальше страшно и жалостно. Про то, что жизнь стоит тог. чтобы жить.

«Новые робинзоны» интеллигентная семья спасается от грядущего апокалипсиса в заброшенной деревне ведением натурального хозяйства. Местные ненавидят их классовой ненавистью, что впрочем, не мешает подбрасывать горожанам младенцев. А те, от кого уходили, подъев городские припасы, приходят в очередной раз раскулачивать деревню. Но есть леса, велика Россия и отступать найдется куда. Такое чудаковское «Ложится мгла...» в максимально хардкорном исполнении.

«Гигиена» словно бы написана о и для периода ковиднной самоизоляции, хотя на самом деле в 1990-м. Перед началом пандемии квартиры высотки обходит парень, который говорит, что переболел и предлагает помощь в доставке продуктов. В большинстве случаев его принимают за афериста, однако настораживаются и, заподозрив заражение дочери-внучки, принимают меры. Совершенно неадекватные, но это Людмила Петрушевская с ее людьми-недотыкомками. Потому будьте готовы ко впечатлению. сопоставимому с чтением Мамлеева.

Неприятная какая-то сказочка. Агрессивная.

А ещё у Петрушевской какой-то фетиш на агрессивных мужиков. Вторую сказку читаю, и в обеих избранники героинь — те ещё доминаторы.

Что это было... До самого конца была уверена, что принц — негативный персонаж.

Покажите мне хоть одну счастливую пару из чувствительного человека и вот такого непробиваемого грубого болвана. Нет таких. Душевная чувствительность грубыми методами не «лечится», а вот травмировать человека окончательно — раз плюнуть.

Очень странная и нерабочая аллегория.

Впервые прочитанные в конце 80-х – начале 90-х гг. рассказы Петрушевской произвели неизгладимое впечатление. Возможно, она – главный русский прозаик перестроечных лет.

И вот после многолетнего перерыва прочитал ее единственный (кажется) роман, написанный уже в начале 2000-х. Это жесточайший макабр, в буквальном смысле пляски смерти на новый лад. Действие разворачивается как бы в двух планах, где первый план – «этнографический», про вымышленный северный народ с его мифологией, – служит матрицей основных событий, разворачивающихся во втором – «современном», или «городском» – плане. Отчасти корни романа – в фантастических рассказах Петрушевской типа «Гигиены» и «Новых робинзонов» (собственно, вторая половина его названия, «В саду других возможностей», первоначально была названием соответствующего цикла рассказов) и в ее квазифольклорных новеллах из цикла «Песни восточных славян». Но чувствуется также (тут Быков совершенно прав) перекличка с Пелевиным и отчасти Сорокиным (да, незначительный дрейф в сторону популярной литературы имеется). Такое ощущение, что опыт первого постсоветского десятилетия (а роман – о нем) особенно располагал к такой «остраненной», макабрически-фантастической форме.

По-прежнему думаю, что лучшие свои вещи П. написала в 80-е – нач. 90-х гг. Но роман страшно увлекательный, сложный по сюжету (я кое-какие детали в этой чехарде перерождений так и не понял) – и мастерски написанный. Особенно отмечу этот типично «петрушевский» прием стереоскопического повествования: когда она ведет рассказ (причем остросюжетный) о конкретном событии, одновременно давая панораму всей жизни участника/ов. Скажем, Номер Один преследует воров и попутно – через поток сознания – мы узнаем о его житье-бытье; или тот же герой, но уже в теле одного из этих воров (метемпсихоз – ключевая тема романа), Валеры, насилует попутчицу в вагоне, одновременно рассказывая ей не менее жуткие детали биографии этого самого Валеры.

Отзыв на весь сборник, а не отдельный рассказ.

Я никого не учу.

Как-то все это ни про что. Ну, все же мы знаем, что сказка ложь, да в ней намек. Намек у Людмилы Петрушевской оказался какой-то дурной куда ни посмотри. Это не было даже сатирическим намеком любой сложности. Она вроде как хотела и посильней ударить, но потом трусила и все заминала. Ну и если брать как урок, то выходило, что быть добрым как-то не с руки, хотя вроде как быть добрым надо...

Попробую по порядку.

1. Новые приключения Елены Прекрасной. Почему Елена появилась из пены морской? Она ведь не Афродита. Хотя опустим такие детали, откуда захотела, оттуда и появилась, мало ли на свете мест и легенд, чтобы выбрать себе приглянувшееся появление.

Я читала кусок книжки про Елену и связан этот кусок был с зеркалом и поясом (до сих пор эту книгу ищу, потому что понятия не имею ни о названии, ни об авторе, просто помню этот кусок и все). И когда в сказке появилось волшебное зеркало, я очень обрадовалось, о думаю, на ту историю сейчас ссылка будет и я все пойму. Нет, не было ссылок. Просто было зеркало для того, чтобы Елены не было (посмотрел в зеркало и перестал существовать для человечества, тебя не видят), а то она так красива, что у людей крышу сносит и войны начинаются. И сделал это зеркало добрый волшебник, которому важно было человечество уберечь от Елены, а на саму девочку все равно. То есть не все равно, он боялся, что посмотрит на нее и тоже ввяжется в войну. Вот если бы ему было действительно все равно. Ну, то есть он был бы именно волшебником-ученным, которому важно спасать человечество, для него электричество без проводов придумывать и поэтому на отдельную личность, а не на общество, он внимание и не обращает, тогда да, это было бы мной принято, как человек даже не задумывался о том, что с девочкой будет. Но он подумал о ней, вывел ее в отдельную личность и просто бросил, потому что мог бы поддаться ее чарам. Какой ты тогда добрый-то, пусть и волшебник. Я буду на таком останавливаться, потому что вот из-за такого — намеков в сказке и нет. То есть на них нельзя ориентироваться. А если нельзя — то зачем вообще такое придумывать и писать, чтобы что?

Героиню наша автор, конечно, к счастью привела. Странным путем, со странными ценностями, а волшебник как был идиотом, так им и остался, если судить по следующим сказкам, в которых он участвует, то есть никакого осмысления произошедшего, потому что что? Потому что он у девушки хвалил шляпку, платье, туфли... Он с ней разговаривал и хвалил ее одежду, потому что ей с ним говорить было не о чем? Или потому что автор не знает что такое разговор людей, когда ты понимаешь что накосячил. Настоящий разговор, а не вот это облизывание непонятно чего?

2. Девушка Нос. Вы заметили тенденцию, что сказки сейчас переделывают так, чтобы девушки спасали парней, а не парни девушек? Ну, вот чтобы в башне сидела не Рампунцель-девочка, а Рампунцель-мальчик! Я давно приметила и меня расширяющееся пространство этого пугает. Ну, были сказки, где баба накосячит, когда ее предупреждают и потом ей надо косяк свой исправлять и поэтому тащиться с железными хлебами в железных ботинках. Но новое веяние просто с ходу берет быка за рога и вот принцесса мчится за принцем, который в башне сидит. Жуткие сказки.

Ну, это были рассуждения из-за названия сказки. Потому что как бы девочка не спасала мальчика, мальчик в чем-то спас девочку. Меня лишь смущает сильно, что она ведь заколдованная была с самого начала и вроде как пыталась расколдоваться и когда у нее это получилось, то любимый сказал на нее фи, мол ты какая-то не такая. Вроде как сказка-то про то, что надо принять себя таким какой ты есть, но она ведь была ЗАКОЛДОВАННАЯ! То есть не такая какая есть. И парень ее такой какая она есть как раз и не принял! Вот в Шреке про принятие друг друга и себя было хорошо, а тут... только если читать невнимательно.

3. Крапива и Малина. Самая большая интрига как раз должна была быть в осознании Крапивой того, что она натворила. То есть как до нее дошло, что она не права и как она должна это исправить. А получилось, что вот это самое важное было пропущено, но вот рассказать, как до учителя дошло, что он любит Малину было нужно. А еще, что это было с показанием того, какая Малина хорошая и какая Крапива не хорошая. Мол девочки обе умнички, только одна чуть бойче другой одинаково хорошо учатся, но вдруг, перед самыми экзаменами Малина начинает тупить. Ээээ... думаешь ты, что это было? А ничего, просто она такая вся скромная и все! Это никак не объясняется. Просто дальше рассказывается про Крапиву, мол она вся такая... как проститутка, но назовем это легкомыслием. Что это было опять спрашиваешь ты памятуя о том, что сестры были вот до этого момента одинаковые, обе умные и добрые. Потом, конечно из Крапивы неожиданно полезла подлость, а Малина стала молчаливой тупой дурой. И все было бы понятно, если бы все это было обозначено в начале и совсем не словами, что Крапива была бойче сестры. От бойкости в человеке подлость не заводится. И получается из намеков нашей сказочницы, что надо таки в башне сидеть и ждать принца на коне, а что случилось с героиней из Девушки Нос? Ей тоже ничего делать не надо было и просто ждать? Вот это вот разбродство и шатание без пониманий и решений особо бесят. Прибиться бы автору к какому-то одному берегу, ну или хотя бы объяснять как так вышло и почему именно так. Бесполезная, но длинная сказка.

4. Принц с золотыми волосами. Совсем не про принца сказка. Тут как-то так много всего намешано, что попытка понять зачем это было нужно проваливается. Тут вот и немного сказки о царе Салтане, и немного о вифлеемской звезде, да пожалуй тут есть и Алые паруса и любая сказка о золотых волосах. А еще автор решилась на страшное для себя, видать грушевые сады вспомнились и помянула 1917 год. Я так полагаю, что она из бывших графьев. И не важно, что она сама всю сказку писала о том, как живут бедные люди под царским ботинком, главное, это ведь то, что ты принц и ты видать себя от этого ценишь больше. Скорее всего сказка была о любви задумана, но получилась, как получилось все у автора — ни о чем.

5. Секрет Марилены. Здесь скорее всего было о дружбе и предательстве. Ну, простенько, проходно. Хотя не оставляю надежды, что я чего-то между строк не увидела и на самом деле — это ого-го какая сказка.

6. Верба-хлест. А вот тут смелости у автора не хватило. Но очень хочется сказать, что если вы уж беретесь за такую сказку, в таких лицах, то стоит дописывать ее до конца не подтирая лапкой, что мол я не то и не про то и вообще — это всего лишь сказка и образы мне в голову сами пришли я ни на кого не намекала. Намекали, ну намекали ведь, только не дотянули, испугались и вышла опять ерунда какая-то. А ведь могло получиться и сильно и хлестко, как та самая верба-хлест, что поминается в названии.

7. Королева Лир. А вот это смешная история. Тоже ни про что, потому что герои итоги не подвели. Ну, это просто легонькая сказка про незнание одних и жадность, дурость, фантазию других.

8. История живописца. Вот эта история тоже читается интересно. В принципе у Людмилы Петрушевской все читается интересно, просто чаще всего интерес спорит со смыслом. Тут до конца книги происходит вроде осмысленная история, но потом ты не можешь избавиться от вопроса: «Зачем Извося это сделал?» То есть у него был волшебный холст и он мог делать что пожелает и вдруг он этот холст отдает главному герою тем самым действительно подвергая себя опасности. Зачем?! Что он должен был с этого поиметь? Что было в его башке, когда он это сотворил? Я до сих пор не понимаю этой загогулины, кроме как автор просто не знала как вернуть квартиру главному герои и заодно девочку героиню ему всучить. Только и остается после прочтения: «М-да...»

9. Маленькая волшебница Кукольный роман. Эта очень долгая сказка. Первое — как вышло, что куклу забыли и выкинули, ведь она такая вся умница? Про волшебника я уже ничего не уточняю, тут с ними во всех сказках все плохо. Да тут по каждой главе вопросы и при этом написано-то хорошо с интригами, поворотами сюжета. Просто опять бестолково. Ни к чему эту сказку не применить. Вроде книга о дружбе, о сказочной помощи, о любви, но все одновременно и размазано и скомкано. Может, конечно, это такое свойство сказок для взрослых и все же хотелось бы чтобы я прочитав книгу задумалась, переосмыслила какие-то свои решения, на жизнь свою посмотрела. Но тут нет такого. А жаль, ведь сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок. Как же вышло, что тут с этим оплошали?

Людмила Петрушевская — один из самых талантливых и замечательных современных российских писателей. Выход каждой очередной её книги — это событие. А в данном томе 5 текстов (треть всего объёма) публикуются впервые, ещё несколько были ранее разбросаны по разным книгам, находясь там среди «просто» прозы.

Именно сборников пьес Петрушевской немного, а ведь, будучи представленной «компактно», драматургия вообще — а драматургия Людмилы Стефановны в особенности — играет особыми красками и воспринимается наиболее адекватно.

Поэтому эту книгу непременно следует приобрести как поклонникам творчества Петрушевской (к коим отношусь и я), так и тем, кто ещё только хочет познакомиться с её уникальной драматургией.

К недостаткам книги можно отнести немногочисленные очевидные опечатки, причём почему-то в старых, хорошо известных текстах. Если говорить конкретно: в списке действующих лиц пьесы «Московский хор» выпало несколько слов, из-за чего два персонажа (аккомпаниатор Дора Абрамовна и староста хора Скорикова) слились в одного — «Дору Абрамовну Скорикову, старосту» (только в этом списке, не в тексте самой пьесы, понятно); в пьесе «Балкон ку-ку» первая реплика одного из персонажей (Владимира) «приписана» другому (Серёже).

В остальном в сборнике всё прекрасно, корпус текстов интересный, гармонично сочетает старые и относительно новые пьесы и, повторюсь, очень хорошо представлена драматургическая сторона многогранного таланта Людмилы Петрушевской.

И нельзя не отметить яркую, броскую — и притом без какого-либо дурновкусия — обложку книги.

Если подытожить — весьма рекомендую.

Книгу, кажется, купила бабушка.

Какая-то необыкновенная книжка, с очень атмосферными сказками и не менее атмосферными рисунками. Трогательная, меланхоличная, тёплая. Как плед осенью у камина. Часто перечитываю её осенними, дождливыми вечерами.

Как обычно у Петрушевской, герои безымянны. Как обычно, хоть кто-нибудь страдает психической неустойчивостью. Как обычно, текст состоит из бесконечно долгих фраз. Как всегда, речь идёт о смерти. На этот раз о смерти цивилизации. Но читается хорошо. Единственный рассказ Петрушевской, который мне захотелось перечитать.

Итак, папа, мама и дочка, спасаясь от предстоящего апокалипсиса, перебираются из мегаполиса сначала в деревеньку за речкой, потом в лес. В катастрофу не очень верится. Как можно укрыться от апокалипсиса за речкой? Таких деревушек, где остались три бабуси, в России многие тысячи. И ещё тысячи таких, где никого не осталось. И даже деньги в этой деревушке ещё в ходу, бумажные рубли, после общего краха. В год написания рассказа, до общего краха, рубли уже не всегда принимали и в реальной жизни. Похоже, у отца семейства случился острый приступ человекобоязни, и он заразил своими страхами остальных. Жену жалко, дочку очень жалко. А в покинутом мире, вероятно, продолжается жизнь. Сильно неустроенная жизнь, но прятаться в лесу тоже не выход.

Доскональное, кропотливое описание жизни одной семьи из трех человек, сбежавшей в глухую деревню ввиду наступления чего-то непонятного. Я лично не понимаю, почему это постапокалиптика, ибо, кроме того, что в двух абзацах рассказывают о беженцах и занявших дом наших героев неких людях, ничего не указывает на возможную катастрофу.

А так героиня многословно и скучно описывает, как папа тащит в дом что ни попадя, как купили козу в соседней деревне, про брошенных малолетних детей, про возможный зимний голод, про полубезумных деревеских старух.

Еще грибы, соль на вес золота, ушлый отец семейства, все время опережающий события и от этого крайне довольный собой.

Ах да. Еще «эфир молчит».

Современная сказка и, наверное, написанная всё-таки больше для взрослых. Слишком много там, хоть и в сказочных декорациях, такого, что подрастающему поколению просто не получится ни понять, ни оценить. Например, те же телевизионные трансляции о пытках и казнях, или отрубленные руки за кражу книги из библиотеки. Не говоря уже об удивительном визите в королевство комиссии ООН по правам человека.

Написано густо, многое подмечено просто здорово, читать интересно, местами повествование перескакивает на откровенный стёб и смущает в этой сказке по большому счету только одно — а где же это в ней «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». Вот этого самого урока найти в тексте почему-то и не получается. Ведь не принимать же за него мысль, что «что-нибудь обязательно случиться и придут другие времена» :).

Не могу сказать, что прочитал это эссе, и не могу сказать, что не прочитал. Несколько раз включал аудиокнигу с начала, радовался остроумным фразам, и засыпал под воздействием салата не находящих во мне отклика воспоминаний автора. Просыпался, воспринимал следующий фрагмент, и опять засыпал.

Эссе пестрит именами. Именами великих театральных деятелей, знаменитых театральных деятелей, известных театральных… Кое-кого из них я помню – слышал о них или видел на экране или даже на сцене. О ком-то, наверняка, даже и не слышал никогда. Как могло меня тронуть знакомство автора с людьми, имена которых ничего мне не говорят? Два слагаемых – я не увлечённый театрал плюс у меня плохая память на имена – и понятно, что большинство фамилий мне не сказали ничего.

С точки зрения моего ИМХО, эссе интересно разве что исследователям современной театральной истории. Но это ИМХО, вполне могу ошибаться. И оценка – моё ИМХО.

Ожидала многого, поэтому сильно разочарована. Все это в разных проявлениях я уже видела и читала. И различными техническими приемами, прежде всего, пресловутым потоком сознания, который тяжело читается и ужасно скучно воспринимается, уже никого не удивишь. В тому же для меня «поток сознания» раз и навсегда ассоциируется, прежде всего, с Молли Блум, что придает всем другим произведениям и эпизодам в этом стиле неожиданно комический эффект.

Между тем стилистические приемчики — пожалуй, единственное, чем может похвастаться этот роман, во всяком случае, именно они первым делом бросаются в глаза. Из-за технических изысков его тяжеловато читать, и художественная ценность этих технических изысков весьма сомнительно.

Но даже оставив в стороне технику — все то же, только лучше, уже есть у Галиной и Крусанова, вся эта «мистическая бытовуха». На Галину правда очень похоже, только Петрушевская куда более странная, жесткая и нудноватая.

Сюжет построен вокруг некоей выдуманной малой народности русского Севера, со своим аналогом шаманизма, божественным пантеоном, святыми местами и предметами и т.д., и русских ученых-этнографов. Само по себе это достаточно интересно, по крайней мере, необычно, если бы автору удалось остановиться на этом и не пуститься в какую-то омерзительную чернуху про мелкопоместную братву, ворованные мерсы, подросшую гопоту и прочие приметы неблагополучия из русской провинции и спальных районов. Такое чувство, что у многих наших авторов, если они хотят изобразить что-то страшное или мерзкое, в голове только одна кнопка: 90-е. Стоит ее нажать — и оттуда начинают фонтанировать баксы в пачках, бандиты, не могущие связать на родном языке два слова и объясняющиеся на матерном суржике, алкоголь, «хазы и малины», вот это все. Я не спорю, это все было и кое-где есть. И все такие персонажи — очень яркие типажи, безусловно, тем более что человек любой степени интеллигентности хоть раз да сталкивался с такими, и сразу это узнает. Но как же все это надоело, господи!

Выбор персонажа для метемпсихоза, собственно, портит весь роман — то, что еще можно было в нем спасти. Потому что в результате каких-то таинственных действий местного шамана сознание нормального этнографа, приехавшего в какой-то северный город выкупать из плена своего товарища, оказывается в теле одного из таких громил. Ну а дальше происходит, собственно, все то, что уже написал Булгаков в «Собачьем сердце»: первоначально сохраняя остатки сознания, герой все больше растворяется в своем «носителе», становясь типичнейшим быдло-представителем местных бандюганов и то теряя, то восстанавливая свою обычную, человеческую память. Ну и поток сознания, в виде которого подается почти весь текст, соответствует заявленному амплуа. Герой бестолково мечется и совершает какие-то странные действия, не логичные ни для того, ни для другого из живущих в нем характеров, так что уследить за сюжетом, поскольку он вообще есть, непросто. Мне было интересно, кончится ли все это чем-нибудь особенным, правда.

«Номер один» — не то чтобы триллер, как заявлено. Он не страшный, а мерзковатый из-за этого гопаря-героя и обилия неприятный физиологических деталей, которые просто отвращают, но никакой художественной ценности не создают. Я ждала от Петрушевской чего-то более изящного и сдержанного, чем это поток сюрреалистических свинцовых мерзостей.

Сказка о девушке, которая хотела бы стать принцессой, но вынуждена скрываться под маской заурядной студентки/дочери/работницы. Сказка о том, что всегда нужно совершать добро и обязательно появится прекрасный Принц, одетый в, казалось бы, обычное пальто и с чемоданом в руках.

Образный, красивый язык автора и манера обращения почти непосредственно к читателю, как к герою того же времени и места, что и в рассказе, создаёт уютную атмосферу, позволяющую не обращать внимания на недостатки в виде недооткрытой концовки и общей “серой тусклости” героев.

Книга-эпизод для ждущих пусть небольшого праздника и обязательно дождавшихся.

В отличие от многих рассказов этого сборника в этой истории замечательный финал: открытый, но открытый именно в хорошее, радостное. Это шёлковое платье... Ну, очень здорово написано; при том, что картинка по обыкновению буквально кинематографическая.

Ну вот что, казалось бы, за история: даже не понять, как относиться к героиням — и симпатии они особо не вызывают, и сочувствия... Просто образы, персонажи — и всё. Почему что в их жизни происходит — тоже не особо и понятно; вот происходит, да и всё, пожалуйте. И читаешь, и видишь этих людей, и просто находишься рядом с ними. Не осуждая, не хваля. Жизнь...

Эта история сначала создаёт ощущение полной и необъяснимой безысходности, а потом добавляет понимания и с ним — возможность выхода. И эти ощущения перетекают одно в другое, и оторваться от чтения невозможно, да и не нужно, чтобы не утерять чувство атмосферы.

А десять спичек есть у каждого.

Очень славная история. И концовка абсолютно справедливая. Да, как же ОНИ должны хотеть, чтобы у нас всё было по-другому. А нам, похоже, всё больше нравится, как было у НИХ...

72 страницы человеческого страдания, зафиксированные в дневнике поэтессы Анны Андриановны, сравнивающей себя со своей практически тёзкой. Изломанные временем судьбы. Старая больная мать Анны, попавшая в психиатрическую лечебницу, сын Анны, вернувшийся из тюрьмы и беспробудно пьющий, дочь Анны, родившая трёх детей от разных мужчин. Любимейший внук Анны (первенец дочери) – болезненный мальчишка.

История с мальчишкой вначале напомнила мне историю Санаева «Похоронимте меня за плинтусом...», но нет и нет. Там был свет, там был детский взгляд на мир, там была надежда. А здесь такая беспросветность, что мне хотелось бросить читать, потому что с каждой страницей падаешь во всё большую вязкую темноту безысходности. В какой-то момент поймала себя на мысли, что мне не жаль никого из взрослых в этой истории. Они эгоистичны, мелочны, озлоблены (хотя это можно оправдать), повёрнуты спинами друг к другу.

Действия происходят словно по кругу, чему способствует замкнутость основного места действия – квартиры, в которой в своё время ютились все герои повествования. Выхода нет.

Если не брать в расчет проходных мимолётных героев, то в повествовании нет ни одного положительного персонажа. Особо грубыми мазками нарисованы мужские образы. Отец героини, который бросил семью, сын героини – пропойца, несостоявшийся зять и отцы внуков героини – негодяй на негодяе. Всё это создаёт удручающее впечатление и работает на руку Петрушевской – достигается эффект жейсточайшего реализма.

Время ночь. Темнота, глухость, безрадостность, голод – и физический, и иной. Голод по человеческому теплу, душевному отношению. Нищета. Просто пугающая нищета. Но не та, которую довелось пережить многим в 90-х, а нищета душевная (не хочу говорить духовная, потому что здесь нечто другое). И нет надежды на рассвет. Вернее, она, конечно, есть всегда. Трое детей и их будущее нам неизвестны, потому рассвет возможен, но его читатель додумывает сам, если имеет на это силы после выныривания из этой семейной трясины.

Простенький рассказ о том, что самоубийство — не лучший способ решения проблем. И на той стороне ничего хорошего не получится, и на этой близким людям боль причинишь.

Вместо того, чтобы свое черное пальто прочь отбросить и попытаться жить с тем хорошим, что есть помимо совсем измучившего плохого, самоубийца еще плотнее в него закутывается, чтоб уж наверняка — ничего не помнить аж до таблички на памятнике. А в том, что из памяти выкинуто, остаются родители, бабушки и дедушки, дети. Мы им нужны. Мы им нужны, какие бы проблемы не переживали (или пережёвывали).

Так что черное пальто прочь, зубки стиснули, улыбку на лицо — пусть по китайски к душе прирастает, и вперед, дальше жить.

Все это очень просто, избито, банально. Но ведь верно. Абсолютно, жестоко, категорически верно. Проблем, из-за которых стоит уходить из жизни, не так уж много. Мелочи же житейские трудны и кровушки изрядно из нас вытягивают, но с жизнью совместимы, пока в жизни есть люди, которым мы нужны. Не надо спешить к неизбежному, лучше померзнуть без верхней одежки, а там глядишь и родная душа одеялко подоткнет, теплее станет.

Рассказ мудрый, ясный, с какого-то момента предсказуемый. Каких-то новых мыслей или ярких образов я из него не почерпнула, но прочитать было интересно.

Страшный рассказ о любви-ненависти двух подружек, живущих в одной двухкомнатной квартире, дружба которых трансформировалось в нечто обратное... Петрушевская отлично и простыми мазками в небольшом произведении описывает трансформацию отношений Зины и Раи как рождающееся первобытное зло, проявляющееся от собственной скуки и неустроенности. Вместо того, чтобы смотреть в себя и делать выводы, Рая направляет свою скрытую агрессию на бывшую подружку, а точнее на её малолетнюю дочь. Слабонервным молодым мамашам я вообще бы не советовал читать все подробности пресловутой мести, которую вынашивает одинокая советская женщина — эти жуткие бытовые детали врезаются кислотой в память и конечно, трогают до глубины души. Подобное ощущение вызывал у меня когда то рассказ с забытым названием о русском мужике, набрехавшем от скуки про найденные сокровища и далее засевшем в засаду и поджидавшем воришек — в таких произведениях честно раскрывается правда о истинной природе простого человека. Слишком долгое время героизировали и возносили хвалу таким персонам, их тихие омуты полны чертей и всякой нечисти точно также как и у других ... Кармический финал рассказа дает условное успокоение и ты ловишь себя на собственной улыбке, невольно удивляясь каким то внезапным для тебя зеркальным переживаниям и соглашаясь с испанской Премией Нокт за лучший зарубежный рассказ.

Авторский сборник коротких мистических рассказов (и авторская акварелька на обложке в аккурат пришлась). Что-то типа мистических новелл Проспера Мериме, страшных сказок Гоголя, современных городских подростковых страшилок и пужалок «Про Пиковую Даму», «Кровавую Руку» и «Чёрного Человека», а также с вкраплениями сюрреализма, магического реализма и прочих -измов. Что вовсе не означает, что это нечто безвкусное и аляповатое; как по моему вкусу, так наоборот — и интересно, и красиво, и хватает-цепляет за живое, и есть кому посочувствовать и за кого попереживать. А вообще, конечно, как водится у хороших писателей, все эти ирреалистические рассказы просто являются кривыми и изломанными отражениями наших современных явей и реалий — как живём, так и отражаемся. И потому совсем не случайно героями одного из рассказов выступают... зеркала.

Не могу назвать себя ни знатоком творчества Людмилы Петрушевской, ни любителем и знатоком жанра, но такая Петрушевская мне определённо нравится.

По степени открытости и откровенности семейной жизни повесть может быть сравнима с более известной, хотя и более поздней по написанию повестью Павла Санаева. Но здесь всё показано ещё более горько и эмоционально, ибо рассказ звучит из уст женщины.

Петрушевская явно любит Пушкина, но любит какой-то советско-диссидентской любовью. В результате гений у нее словно бы живет в череде сутолочных анекдотов об охранке, обоих императорах, кои его гнобили, маститой публике, которая его не любила, и зайце, который спас его от участи друзей-декабристов. И дело ведь вовсе не в том, что все это ложь. Я в принципе даже в адюльтер Николая Павловича с Пушкиной-Ланской готов поверить: всякое случается. Да вот только, коли необходимо рассказать о жизни поэта, то не нужно делать пропасть между толпой и его пьедесталом больше, чем она была на самом деле. Гений на фоне анекдота теряет лоск и сам становится анекдотичен.

Читаю книги довольно-таки редко, то времени нет, то какие-либо другие дела, однако совсем недавно прочитала рассказ «Мырка и её смех». С каким же интересом я читала, мысленно то радовалась, то безумно переживала. Вы подумаете, что в каждой книге мы так же переживаеим за героев, но это немного другое.

Страшный рассказ.

Прочла его в раннем детстве и он произвёл тогда неизгладимое впечатление. Девочка и кошка с окровавленной мордой вообще в кошмарах снились.

И сейчас он остался таким же ужасающим. Но уже с другой точки зрения. Представляешь себя на месте героев и думаешь, как поступишь сам — со своим ребёнком, с семьёй в подобной ситуации? И на такие вопросы сложно дать ответы.

Читается конечно легко, наверно так для нынешней, мало читающей молодежи и надо.

Но… Возникает ощущение, что биографию рассказывает соседский пацан, почему-то запомнивший какие-то странные фамилии: Вяземский, Тургенев, Бенкендорф, но Дантес не «в уважухе», потому блондинчик-француз. Не пошло как-то. Вот еслиб речитативом да под музыку, да чтоб забойным рэпом, вот тогдаб оно то.

Сложнейшая задача — писать динамичные сказки на современном материале притом так, чтобы понравилось прежде всего детям. Сложно сказать, насколько в «Диких животных сказках» это удалось Петрушевской. Много забавного, Хармса, но львиная доля аллюзий, направленность юмора — совершенно в стророну взрослых. «Дикие сказки» писались и издавались примерно в то же время, что и «Жизнь насекомых» Виктора Олеговича, говорить о заимствованиях не приходится. Сборник миниатюр Петрушевской определенно хорош, но принцип комизма, манера построения считываются сразу и к концу я несколько подустал. Ну и как у Хармса, естественно, не все микрорассказы равнозначны. Смешного больше.

«Морские рассказы» при том же источнике смешного определенно менее интересны — прежде всего из-за сужения круга действующих лиц и большего минимализма ситуаций. «Пуськи бятые» — ерунда совершенная, потеницально километровой длины. Коверканье слов якобы под деткие невнятные бормотанья, затемнение смысла. М.б. в эттом и есть что-то рациональное, идущее от нехитрого сленга «Кин-дза-дза», но читать это невозможно.

Интересный сюжет

Это надо же такое придумать!

Самый настоящий ужастик!

Подзаголовок — Переосмысление образа Христа в художественной литературе и в либретто рок-оперы «Суперстар».

Тема скользкая, давать свою версию личности Иисуса несколько кощунственно, но Петрушевская в рассказе «Чудо» обращается к христианской тематике довольно своеобразно, поэтому мне захотелось написать этот отзыв. Современным языком нам об Иисусе рассказывали в рок опере, в «Коде да Винчи», в «Мастере и Маргарите». Бабель писал о его вынужденной связи с женщиной в одном из своих рассказов. Будучи мистиком, Петрушевская тоже не могла совсем не коснуться этой темы. «Суперстар» — опера с запоминающимися мелодиями, совсем перестать ее слушать не хочется, и меня радует, что я могу отключить переводчик в голове и совершенно не вникать в текст. Если в него вчитаться, может пропасть желание слушать арии, настолько упрощена речь, а содержание далеко от евангельского. Спасителя нередко показывали и в кино. В «Андрее Рублёве» Христа казнят на снегу, режиссеры отражают восприятие Иисуса Рублевым, переносящим его образ на наши просторы. Но Рублев отмечает жалость Христа «к бабе», чья доля на Руси действительно была незавидна, но сама личность распинаемого не подвергается трактовкам в монологе иконописца. Д. Браун ставил перед собой задачу заинтриговать читателя, он сконцентрировался на сюжете, а не на личности Учителя, поэтому мы можем вслед за ним сосредоточиться на наших претензиях к сюжету, а о самом Христе поговорить с другим писателем. Булгаков, как это модно говорить у критиков, написал «пятое евангелие», то есть он показал своё понимание фигуры, характера Христа, его поведения на допросах и причин казни. Если совсем не касаться взаимоотношений Сына Отца Небесного с Богом, а рассмотреть исключительно его характер, то для меня Спаситель — человек прежде всего незаурядного ума и способности понимать психологию самых разных людей, поэтому булгаковский образ Иешуа, растерянного, не понимающего, что происходит, простого и незамысловатого, — явно не моё. Петрушевская делает вызывающе смелый ход. У нее несчастная женщина приходит в притон бомжей и разговаривает с чудотворцем Корнилом. Буква Ка в начале его имени имеет право на существование, поскольку имя «Христос» восходит к слову «Крест». «Корнил» напоминает еще и о термине «корень». Чудотворца, не получившего благодарности за воскрешение Лазаря и за другие свои благодеяния, медленно убивают, вливая в него водку вместо воды. Рядом посмеиваются бесы, а женщину ставят перед выбором. Если она напоит водкой чудотворца, ее проблемы с неблагополучным сыном уйдут, но ее последний стакан станет убийцей Корнила. Женщина уходит, не сделав роковой шаг. Всё происходящее показывает нам ту народную простоватую интерпретацию христианства, какая и должна быть присуща героине Петрушевской. Поэтому нарисована картина «Искушение несчастной матери демонами, подбивающими ее вбить последний гвоздь в плоть Христову», но «Евангелие от Петрушевской» не написано. Возможно, честность и мудрость писательницы и заставляют меня без спазмов воспринимать эту фантазию на евангельскую тему, в отличие от прочих литературных опытов по заигрыванию с библейской тематикой.

Банальная ситуация: у мужа висит фотография женских ног, в доме двое детей, постаревшая жена кротко переносит охлаждение к ней близкого человека. После смерти жены мужчина выбрасывает фотографию, рвет отношения с любовницей и с благодарностью вспоминает опочившую, заботливую, тихую. Мне скажут: «Слишком поздно оценил, теперь уже не сможет поблагодарить ее за брак, ничем не омрачивший его существование, ОСОЗНАЛ, ЧЕМ ПОДЛИННОЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ СЛУЧАЙНОГО». После смерти жена пришла к нему и тихо произнесла: «Я люблю тебя». Лучшее, что могут сделать подурневшие терпеливые жены, — умереть. Живи она и дальше, таким бессловесным упреком его измене, он бы продолжал разрываться на две половины, тяготиться браком, его ненависть к жене нарастала бы из-за мучительного сознания его вины перед ней... А тут — всё так просто и хорошо устроилось. Ушло ее несоблазнительное приевшееся дряблое тело, зато остались воспоминания о ее светлой душе. И теперь можно не убегать к любовнице из дома, в котором царила опостылевшая женщина, и радоваться тому, что жена его простила, произнеся слова о любви. Самый мужественный шаг, который может сделать женщина, — уйти, поняв, что ее не любят. Мало у кого этого мужества хватает. Дети, привычка, общее жилье. Любовь, слабость, самообман. Иногда в таком случае на помощь приходит смерть. И сразу чем-то трогательным овеян образ человека, который раздражал при жизни. И сразу становится хорошо освободившемуся мужу, теперь он может придаться меланхолии и воспоминаниям. Мы живем для того, чтобы мешать другим. Я плакала, читая этот рассказ.

Петрушевская гениальна, но некоторые ее рассказы, конечно, любишь больше остального, ею написанного. Для любой женщины «Черное пальто», это новелла о том, что в нашей жизни значат наши дети. Ведь не героиня ждет ребенка в данном случае, реальность вывернута так, что будущий ребенок ее ждет. И она нужна ему в мире, где не нужна никому другому. Как в триллере кинематографа, в этом произведении женщина попадает в кошмарную вещественность пространства, находящегося между жизнью и смертью. Она не совсем умерла, поэтому она не в аду, а там, где еще можно сделать выбор. И будущий ребенок спасает ее. Такая добрая мысль безо всякой назидательности. Все рассказы Петрушевской о существовании «там», «после жизни», интересны. И почему-то представляешь себе искрящиеся на солнце волны, ощущаешь аромат акации и душистого табака, когда она пишет о событиях на море, в курортных местечках.

Люди — странные создания, мучимые глобальными страхами, они загоняют себя в глушь, живут на подножном корму, прячутся, желая сохранить свои жизни и жизни своих детей. Да, мир не таков, каким бы нам его хотелось видеть. Но разве это выход — бежать?

Выход — считает глава семейства, занятый только проблемами прокорма и маскировки, уверенный, что в очередной раз удалось скрыться. Да разве же от жизни скроешься? Много вопросов вызвало произведение: нужно ли вернуться к прошлому и жить жизнью «естественного человека», пока не вымерли все? есть ли будущее у людей, собирающихся строить новую цивилизацию? стоит ли бежать от жизни в леса?

Каждый на эти вопросы ответит по-своему.