«В ночной тьме и при свете молнии ловкий артист способен сыграть сразу две роли и срежиссировать хорошую пьесу...». 横溝 正史, 1948.

夜歩く (~«Ночные хождения») ранний роман велеречивого старейшины Екомидзо. К сожалению, прославленный мастер ушёл на сей раз в сторону от исторических перегибов о древних династиях до N-го колена, столь органично смотревшихся в его других работах; целиком и полностью сосредоточившись на «подлинной» детективной загадке, т.е. создав яркий и ранний образец того, что в некоторых источниках ничтоже сумняшеся обзывают заморским словом «хонкаку»... При этом необходимо заметить, что автор реализовал здесь идею, ранее уже прозвучавшую в легендарном романе Агаты Миллер (разумеется, по этическим соображениям я не вправе сообщать, в каком именно...). Я, конечно, уже не помню детально тот роман «леди Агаты», но не сомневаюсь, что в аранжировке Екомидзо присутствуют собственные уникальные наработки, да и отрубание голов никак не входило в специализацию замечательной британской сочинительницы...

Послевоенный Токио. Ночной бар «Цветок» на Гинзе. Зашедшая развлечься молодая прелестница достаёт из чулочка...эээ... ошибся, то есть нет, из складок кимоно она достаёт пистолет, и стремительно выстреливает в ногу одного из посетителей — художника Коити, наделённого определенным физическим недугом. К счастью, выяснилось, что напуганная девушка стреляла по ошибке, рана оказалась поверхностной и случай быстро замяли... Далее — префектура Окаяма, горный район, где проживает семья Фуруками. Та самая красавица (Ятиё) приглашает художника в гости, причем по стечению роковых обстоятельств, её сводный брат (Мориэ) обладает ровно тем же самым горбатым недугом, что и приезжий гость (что поделать, жизнь в горах, без морепродуктов, имеет свои недостатки...).. Да, чуть не забыл, на сей раз в романе есть собственное «Я» (к чему бы это?)- повествование ведётся от лица бульварного писателя Яширо Тораты — он также является одним из гостей семьи. Что же касается Косукэ Киндаити, автор наконец-то решил не использовать его на протяжении всего романа — этот человек заглянет на огонёк ближе к развязке. /В этот раз он без прикрас описывается глазами со стороны, и отчётливо ощущается, что Екомидзо придумал неряшливый образ Киндаити как бы в противовес западным детективам — ухоженным всезнайкам в выглаженных опрятных костюмах, вроде Фило Вэнса, которые разъезжают в престижных автомобилях и потребляют дорогие напитки/.

«Фигура, только что исчезнувшая в лесу, внезапно вспыхнула и снова зажглась в лунном свете, похожем на белое серебро. Её ноги парили над землёй и она шаг за шагом приближалась к нам. Она передвигалась, слегка приподняв подбородок, с распущенными по плечам волосами и в распахнутой ночной рубашке...»... Нет, это не вампиризм (даже несмотря на то, что Семён — давний поклонник Абрахама Стокера...), всё гораздо серьёзнее — многие из поколения Фуруками страдают сомнамбулизмом, и члены семейства имеют привычку ходить по ночам где вздумается. Стоит заметить, что лунатизм здесь обыгрывается в оригинальном ключе — не как средство для совершения неоправданных поступков, а тоньше: сомнамбулические причуды являются признаком родства для тех, кто в этом родстве сомневается...Что же касается «невероятных» фокусов, то да, мудрый Екомидзо припас кое-что у себя в фуросиках. Ну во-первых, японский меч, которым был обезглавлен один из присутствующих (то ли художник, то ли член семьи Фуруками: поскольку злодей унёс голову, из-за их одинаковой болезни и общей конституции, определить, чье тело лежало в комнате, оказалось положительно непонятно — тем паче, что «двойник» бесследно исчезает в тот же вечер). Меч был убран в сейф в присутствии рассказчика и г-на Наоки (у одного ключ, у другого буквенная комбинация), т.е. крышку открыть можно только в присутствии двух лиц. Однако, голову этим мечом всё равно отрубили. Во-вторых, и у художника, и у того самого члена семьи по стечению обстоятельств, имелись одинаковые огнестрельные раны на правых ногах... Наконец, то, что разыграно наиболее тонко — это судьба психически нездоровой девушки, томящейся в соседнем селении (персонаж, казалось бы созданный для побочной линии..) с её ролью и местом в истории автор водит за нос до самого конца, но ответ получился очень трогательным.

Подводя итог. Таинственная аура Екомидзо, можно сказать, удалась. «Cherchez la femme» по-японски также зашифровано очень витиевато — можно примерять личность Ятиё ко всем подряд лицам мужского пола в романе и гадать, кому она благоволит больше всего и... потерпеть неудачу. Правда, кто является главным злоумышленником, удалось догадаться еще до финальной развязки, но при том неминуемо возникло досадное ощущение дежавю — в свете того самого произведения «леди Агаты».

«Прибытие этой девушки с Цукедзимы неизбежно принесёт несчастье. Вспомните, что произошло с её матерью...Она — королева пчёл!»

Ух, какие яркие эпитеты (из письма-предупреждения)... 女王蜂 («Королева пчёл» — мне кажется, это более эстетично, чем «Пчелиная матка»...) роман мудрейшего старче Екомидзо о девушке с острова Лунной Лютни (был такой древний китайский инструмент -юэцинь, с корпусом аки полная луна светившая в период Эдо...). Примерно три четверти повествования — это детектив, слепленный по образу и подобию «маэстро» Карра — с участием грязноволосого Косуке Киндаичи (как водится, будет и небольшая загадка «запертой» комнаты, но о ней чуть ниже), и ещё четверть (причём то лучшая часть книги...) -нечто наподобие истории рода полководца Минамото Ёримото, умершего в период правления императора Цутимикадо (где-то 1199-й). Ёримото некогда прелюбодействовал с женщиной из влиятельного клана Додайзи (умер он потеряв сознание после падения с лошади...), семьи, чье потомство продолжается до настоящего времени -мая 26-го года Сёва (1951-й). Итак, «королева пчёл» Томоко, отличавшаяся восходящей красотой и в чьих жилах течет кровь легендарного правителя сёгуната; воспитанная бабушкой и эротичной гувернанткой Хидеко, в день своего восемнадцатилетия должна покинуть Геккин (он же Цукедзима) и приехать на смотрины в Токио. Автор не хило закрутил семейные узы — у Томоко официально есть брат Фумихико, но оба они не родные. Мать девочки потеряла любимого человека на острове, будучи от него беременной, но приезжий друг заключил с ней формальный брак, дабы спасти женщину от бесстыдства (прижив при том ещё сына от наложницы).

«Томоко неподвижно стояла на утёсе, сжимая в руках благоухающие цветки горной лилии и устремив тяжёлый взгляд в даль горизонта. Помолившись в тишине, она закрыла глаза, затаила дыхание и сбросила цветки в море...».

Да, всё очень сурово. Девушка пытается постичь события девятнадцатилетней давности и узнать правду о смерти родного отца (мать обнаружили в беспамятстве наедине с мёртвым телом любовника в той самой закрытой комнате на острове...), где кровавая лютня валялась под ногами. Тут стоит заметить, что разгадка этой тайны носит не трюковой, а скорее психологический характер. Что же касается современной дедуктивной части с витиеватыми переходами (женихи королевы пчёл мрут как мухи...), то она довольна стандартна, и останавливаться на ней особого смысла нет. Стандартна, если не считать мотивации персонажей (как всегда у этого автора, она носит запредельный оттенок, вне обычных рамок) с зашкаливающим градусом внутреннего драматизма.

Самый необычный персонаж: Хидэко — сначала была гувернанткой матери, потом дочери. Как-то раз обмолвилась, что замуж никогда не выйдет, из-за любви и преданности госпоже, чей портрет она носит в медальоне (видимо,понимать можно двусмысленно...).

Самая странная догадка: ссылка на какую-то легенду, где летучая мышь (автор — большой любитель летучих мышей...) сообщила птицам, что она — зверь, а зверям — что она птица.

Из элементов по фантастике: как отмечает вещий Ёкомидзо, остров Лунной Лютни не обозначен на картах, поэтому, очевидно, он выдуман и никогда не существовал в реальности. Остров имеет круглую форму, около четырех километров в диаметре, с торчащей скалой (мыс Арфы), цветущими камелиями, китайской архитектурой и парой заведений для публичного интимного отдыха...

Известно, что «Королева Пчел» была многократно экранизирована, при том, что произведение трудно назвать шедевром, хотя антураж, конечно, очень яркий.

«Под шлемом воина-старца́ сидит кузнечик и стрекочет..».

Да, всё верно, это Мацуо Басё и благодаря автору книги «Пеший странник» А. Раздорскому (до вчерашнего вечера не слышал про неё, но всезнающий интернет поделился ссылкой...) стало понятно, как поэтически переводится эта строчка...Если миссис Кристи некогда использовала детскую считалку про исчезающих негритят, то далёкий и вряд ли ей лично знакомый коллега Сейси Екомидзо, внимательно проштудировав гору родной и переводной литературы, подошёл к вопросу чуть серьезнее — три хокку (или хайку...) занимают одно из центральных мест в его книге, ибо все они обыгрывают будущие события. Лучшее из них как раз таки вышеприведённое, посвященное воину Санэмори Сайто...

獄門島 («Гокумондзима», aka «Остров Гокумон») — что интересно, несмотря на всю поэтику, это весьма беспощадное (если не сказать свирепое) по своему характеру произведение, завоевавшее, тем не менее, на родине автора одобрение со стороны авторитетных рейтингов. Прозвучавший здесь мотив смотрится гораздо навороченнее и жёстче, чем в другом известном романе Екомидзо 本陣殺人事件 («Убийства в хондзине»).

События происходят в конце сентября 21-го года периода Сёва (т.е. 1946-й год); вернувшийся с войны Косукэ Киндаити везёт письмо родным погибшего сослуживца, не отдавая себе отчёт, что открывает, тем самым, ящик Пандоры. Дед его товарища — Каемон Кито (в прошлом — влиятельный судовладелец), скончался год назад, но на острове Гокумон, что во внутреннем море Сето, остались сестры -Ханако, Юкие и Ханако, а также сумасшедший отец, находящийся под постоянным присмотром. Важно заметить, что в настоящее, послевоенное время, на Гокумоне, фактическими правителями остаются три человека (все трое — приближенные усопшего деда Каэмона) — монах, врач и староста острова...Так вот, касательно упомянутого письма. Боевой товарищ предупреждал Киндаити, что в случае своей гибели, трём его сёстрам будет грозить непосредственная опасность. Так оно и произойдет. В этой связи присутствие «известного детектива» Косукэ Киндаити вызывает большие вопросы — он никоим образом не в состоянии помешать тому, что будет происходить далее, будучи в роли статиста до самого финала (и это имея, повторюсь, на руках, прямое предостережение от знающего человека) и разберётся в происходящем к тому времени, когда уже три гроба будут в ряд выставлены. /На всякий случай -это не спойлер, главное в другом.../.Пожалуй, автору и стоило подключить его в сюжете на конечной стадии, поскольку никакой функции (кроме, собственно, передачи письма) до последних глав Косукэ не несёт...

Однако, роман, видимо, не зря стал классикой — все три эпизода, в ходе которых погибают несчастные сёстры, расписаны с невообразимой фантазией — как по постановке, так и касательно того, кто и почему приложил к ним руку. Мотивация героев выглядит совершенно не очевидно, равно как и логическое обрамление их действий./Слегка приоткрою занавес- ни половые отношения, ни ревность, ни месть, и ни деньги тут ни причём.../. Апофеозом служат самоуверенные слова ***, обращённые к Киндаити: «...я почувствовал, что было бы слишком подло не давать тебе никаких подсказок. Поэтому я достал бумагу с хокку и повесил её — если ты не в состоянии разгадать смысл строчек, значит ты слишком глуп, чтобы считаться известным детективом...»/Добавлю от себя, что *** несколько лукавит — найти сходство этих хокку со случившимися убийствами в состоянии, наверное, только сам сочинитель; либо обладатель гипертрофированно возвышенного воображения./.. В первом эпизоде пропавшее тело девушки находят у храма, близ «дзен-постройки», висящее в сумерках вниз головой на древней сливе, «на которой осенью не было ни листьев, ни цветов». Секрет в том, что её никто не видел идущей по дороге к храму. Объяснение происшедшего бьёт, как говорится, в яблочко... Вторая несчастная была обнаружена под колоколом, стоящим близ обрыва на скале. /Этот здоровущий и тяжеленный колокол-архаизм (пережиток феодальных времён) имел некое символическое значение для хозяина земель. Т.е. здесь колокол не только атрибут из мира Будд и бодхисаттв, а допускает и прочие различные вероятные толкования/. Приподнять его край можно было только с помощью рычага (длинного шеста). Нюанс с рукавом юкаты, торчащей из под колокола, исполнен очень круто — думаю, ничего даже отдаленно похожего в англоязычной базе точно не найдется... Ну и, наконец, третий эпизод, самый неожиданный с психологической точки зрения, да и в принципе наиболее удавшийся автору в плане своеобразия. В тексте приводится чудовищная по смысловому значению, хотя и абсолютно непонятная, с виду, подсказка, что у *** от инсульта отказала левая рука... Вообщем, получается, девушек жаль (самой старшей из невинных созданий было восемнадцать, а младшей -шестнадцать...). Суровая драма — смерть и поэзия.

Из недостатков: текст можно было бы прилично подсократить, либо заменить часть бесед на какие-нибудь другие экспозиции, роман бы только выиграл. Товарищ Екомидзо переусердствовал в тяжёлых диалогах, многие из них имеют, на самом деле, весьма далёкое отношение к происходящему, особенно про морское пиратство.

Из элементов по фантастике: остров Гокумон никогда не существовал в реальности.

Итого: впечатляющая (практически театральная) постановка, которая надолго запомнится.

P.S. Существует ещё аудиозапись -инструментальный LP саундтрек Shinichi Tanabe -獄門島のテーマ к кинокранизации по данному роману (1977). Эка дивные, чарующие мелодии. Напоминают работы Эннио Морриконе начала 70-х к итальянским джалло-фильмам, только со своим колоритом.

Начинается книга с каких-то средневековых дебрей. Потом, правда, повествование переносится ближе к нашим дням (в начало XX века), и здесь оно меня напугало — времена почти что наши, а нравы все также какие-то средневековые. И я решил было что всю книгу речь будет идти о поимке безумца. Но нет — это оказалось введение, и основной сюжет протекает еще ближе к нашим дням — в середине XX века.

Итак, поначалу все походит на английский детектив, пусть и с японским колоритом — перед нами серия отравлений, сыщик, задающий не всегда понятные вопросы, и намеки на запертую комнату — она мелькает на заднем плане повествования, и основной загадкой не является. Но и разгадывается совершенно неинтересно. И здесь детективная линия уступает место приключенческой.

Итоговая разгадка не убедила — не совсем понятно как сыщик до всего додумался, да и хотелось более подробного объяснения его непонятных вопросов. Их суть успела позабыться и осталось ощущение что они были вставлены для придания фигуре детектива пущей таинственности. Хотя, может если перечитать книгу они станут прозрачны? Не знаю.

悪魔の百唇譜 — это полицейский роман Екомидзо с мотивами шантажа....Патрульный инспектор Тамура во время вечернего обхода токийского района Наруки примечает брошенную иномарку Austin с включенными фарами. В багажнике находился труп молодой женщины, позже опознанной как Хонго Джуми — бывшей танцовщицы, а ныне любовницы приезжего китайского коммерсанта Ли Тхэ Суна, чей дом располагался неподалеку. Джуми получила смертельный удар кинжалом, причем, убийца по какой-то причине попутно проткнул карту червовой дамы. Полиция допрашивает горничную Нацуко Фурукаву, предоставившую важную зацепку — по ее словам, она подслушала имя звонящего в их дом -Такахуру Соноджи, который, в свою очередь, был связан с давним убийством шантажиста-жиголо Цузуки, собравшего альбом-компромат с отпечатками 36 женских губ (до сотни от так и не добрался...). Не было ли в прошлом Джуми связи между ней и Цузуки? Не по этой ли причине на нее вышел «ученик» погибшего злодея?...

Несколько муторное произведение — образчик грубоватого азиатского крайма. В том смысле, что чем дальше, тем запутаннее оно становится, что, правда, вовсе не делает его более захватывающим. Скажу прямо — рабочая концовка не интересна вообще. Также осталось не совсем понятным, для чего автор набросал жирные намеки на нетрадиционную ориентацию двоих персонажей, причем обоим данное обстоятельство не мешало активно общаться и с женщинами. Как-то необычно звучит в тексте и свидетельство студента-очевидца, услышавшего звук подъезжающей Toyota Crown в момент ,когда он «подошел к ограде помочиться».

Одним словом, роман имеет разительные отличия от того, что Ёкомидзо изобразил в «Убийстве в доме хонджина», являющимся его визитной карточкой. Такое впечатление, что данное произведение автор писал одной левой, по заказу какого-нибудь сметливого редактора.

Однако, книжка пополняет коллекцию любопытных наблюдений из бытовой жизни японцев:

«Тайна убийства в запертой комнате — жанр, где любой уважающий себя романист-детективщик пробует испытать себя в какой-то момент своей карьеры. Убийство происходит в комнате, в которую убийца не может войти и откуда нельзя выйти...» С. Ёкомидзо, 1946.

«Убийство в хондзине» — очень крутой и навороченный роман японского классика Сейси Ёкомидзо. Это первая из 77 книг о молодом детективе Косуке Киндаичи, бывшем наркомане, вернувшемся на родину и взявшемся за ум после неудачного опыта работы в Сан-Франциско...

Думается, что начальная загадка с двойным чисто японским убийством пришлась бы по вкусу Квентину Тарантино (если вспоминать его резню в «Убить Билла»)... Ноябрь 1937-го года. Аккурат в первую брачную ночь после свадьбы в загородном доме хондзин [постоялый двор, где в феодальное время имели право останавливаться лишь избранные даймё и другие чиновники] находят тела молодой супружеской пары. Оба зарезаны катаной в комнате, окрашенной в красный цвет охры... и звук кото, доносящийся в ту ночь оттуда добавляет немыслимый антураж. /Кото — очень красивый старинный музыкальный инструмент, ныне потерявший популярность и малоизвестный за пределами Японии. Хотя вот Брайан Мэй в 1975-м году сыграл на нем вступление к куиновской «The Prophet song»./

Но самое загадочное — чтобы утром гости смогли пробраться в комнату пристройки где спали молодожены, им пришлось топором выламывать сёдзи (двери), ибо дом был наглухо заперт изнутри. Единственным отверстием в доме были открытые панели для пропускания света и воздуха в комнату, но человек никак не мог в них протиснуться, так как ширина их была около пяти дюймов. Орудие убийства — катана была найдена брошенной на улице, там же неподалеку валялся выломанный «мост» от кото.

С первых страниц Екомидзо призывает читателя обратить внимание на стоящую неподалеку водяную мельницу на рисовой ферме, начинающую работу в четыре утра. Но как ее можно связать с убийством? Может, автор издевается?... И да, подозрение падает на страшного урода с тремя пальцами и изрезанным лицом, появившегося в деревне накануне убийства...

Автор много цитирует западных авторов, но особенно удивила реплика из «Загадки Красного Дома» Алана Милна. Вот уж не думал, что автор Винни-Пуха мог послужить образцом для подражания японским литераторам.

В общем, что могу сказать — в целом хорошо, очень хорошо. Не Рампо, конечно, но тоже неплохо. Екомидзо более тяготеет к каким то историческим связям, пытается передать, так сказать, культурные особенности японского быта. Многие детали расследования увязаны между собой очень крепко, особенно понравилось, как автор обосновал причину, по которой убийство произошло в строго определенное время.

Но все-таки жирный минус за ...(ниже жесткий спойлер)

А вот плюс — за мотив убийцы, уверен, ни одному западному автору такое никогда бы в голову не взбрело. В нем не только внутренняя психология, но там надо понимать и давнюю историю рода злоумышленника. Второй плюс — за уловки Ёкомидзо в построении фраз. Следует очень внимательно смотреть на формулировки, так как в них иной раз не то что обман, но скрытые ловушки если понимать их, что называется, в лоб.

Итого: отличная книга и еще один достойный японский автор, у которого бездна непереведенных произведений.