Предупреждаю: как показало обсуждение в ЖЖ-сообществе по творчеству Миядзаки, моя точка зрения по поводу этого аниме своеобразна и немного не соответствует общепринятой трактовке. Тем не менее, она такая, какая есть. 
Говорят, что то, что называют «духом времени»,
уходит вместе с этим временем. То, что этот дух
постепенно исчезает, объясняется тем,
что мир приходит к своему концу...
(Хагакурэ)
...Среди гор, покрытых густым лесом, стоит городок Татараба, пристанище отверженных. В этом городе добывают и обрабатывают железную руду; здесь любой может получить кров и пищу, но при одном условии — он должен как следует поработать на хозяйку, госпожу Эбоси. Красивая и суровая женщина не отказывает в помощи никому — она выкупает рабынь, принимает прокаженных и тех, кому просто некуда податься, — поэтому её любят, безоговорочно слушаются и готовы защищать ценой собственной жизни. Эбоси ничего не боится: ни ужасная проказа, ни воинственные самураи, ни демоны-волки не сумеют её остановить. Даже на могущественного Лесного бога она подымет ружье со словами: «Я убиваю Бога смерти!»
...Аситака, наследник древнего княжеского рода, получивший рану в сражении с одержимым, обезумевшим от боли и ярости богом-кабаном, проклят: теперь он сам одержим и скоро умрет, а то и превратится в демона. Борясь с темной силой внутри самого себя, Аситака отправляется в долгое путешествие, пытаясь если не предотвратить неизбежное, то хотя бы понять, что стало причиной случившегося.
...Сан, некогда брошенная людьми на съедение демонам в волчьем обличье, считает себя волчицей и ненавидит бывших сородичей, которые вырубают и выжигают лес, медленно, но верно изгоняя лесных духов с земель, где те жили веками. Она стремится пожертвовать собой ради того, чтобы остановить Эбоси, и не желает понимать, что на место властной красавицы тотчас же придет кто-то другой. Мир за пределами Леса ей чужд, но и среди зверей-демонов Сан никогда не станет своей.
Перед вами три героя, которым суждено пройти через тяжелые испытания.
Перед вами мир «Принцессы Мононокэ».
*****
Всем известно, что на студии «Ghibli» любовно относятся к деталям, а пейзажи создают такие, что просто дух захватывает. Вот и в «Принцесса Мононокэ» природа нарисована столь красиво, что хочется любоваться каждым кадром: в отличие от другого фильма на схожую тему, «Навсикая из Долины ветров», пейзажи здесь земные, реальные, и даже огромные демоны-мононокэ не выглядят столь непривычно, как омы и плеснеобразная растительность мира «Навсикаи». Однако ближе к финалу зритель понимает: на самом-то деле все эти красоты фантастичны в гораздо большей степени, чем выдуманные существа — ведь в противостоянии Леса и Города победу одержал последний, а значит там, где шумят листвой деревья и качаются в переплетении ветвей духи-кодама, вскоре появятся новые города.
Татараба — поселение рудокопов; именно они вторглись во владения Наганоками, бога-кабана, который получил пулю в столкновении с Эбоси. Несовместимость двух миров хорошо показана на примере Наганоками: железный «орех» в его теле превращает кабана в жуткое создание, горящее желанием уничтожить всё на своём пути. Обуреваемый слепой яростью, он несется сквозь лес и оказывается на земле Аситаки — с этого и начинается история.
Но ради чего Эбоси стреляла?
Прекрасная хозяйка Татарабы вовсе не похожа на одержимую злым духом, хотя на самом деле она и впрямь одержима — идеей сберечь город любыми средствами, выстоять вместе с его жителями против всех врагов, будь то лесные духи или император с самураями. Что любопытно, она совершенно искренна со всеми и всегда: когда приказывает своему помощнику уходить, бросая раненых, и когда извиняется перед Токи за то, что оставила её мужа умирать в горах. Вот и ответ: Эбоси стреляет, чтобы защитить свой мир, который считает лучшим из возможных. Достойная цель, не так ли? Но проблема в том, что в этом конфликте правы обе стороны. И здесь уместно вспомнить о Сисигами как самом ярком примере двойственности, объединения противоположностей в одном образе.
Лесное божество, имеющее два облика — олень с человеческим лицом и человекоподобное существо с рогатой головой, — присутствует в большей части сцен, порою незримо. Поскольку Сисигами — олицетворение природы, он всевидящ и вездесущ, но в то же самое время его редкие появления «во плоти» вызывают жутковатое ощущение чуждости: он не добрый и не злой, он стоит за пределами этих понятий, придуманных людьми во оправдание своих поступков. Сисигами дает и отнимает жизнь, но когда это сделать и почему решает сам, руководствуясь вовсе не заслугами человека или животного. Поэтому волчица Моро не хочет просить у него помощи и говорит Сан, что прожила слишком долгую жизнь — значит, Сисигами её отнимет. Лесной бог странным образом сочетает в себе всемогущество и беспомощность, мудрость веков и наивность младенца: не в силах вернуть свою голову и сменить облик, он поддается ярости, а когда Сан и Аситака помогают ему, Сисигами приходит в себя — чтобы последним усилием исправить всё, что натворил в гневе.
Сисигами, владыка жизни и смерти... умер?!
«Он не может умереть, — говорит Аситака, и его уверенность передается Сан. — Он сам и есть жизнь и смерть». Во многом герой прав, хотя есть всё же кое-что о чем он, должно быть, догадался — но смолчал. Об этом я скажу чуть позже.
Итак, с одной стороны — Эбоси и Татараба, немного утопический город для тех, у кого нет в этом мире родного угла, а с другой — Лес и населяющие его мононокэ, звери-духи. Они наделены даром речи и характеры у них очень разные. Смелые и безрассудные волки атакуют город по ночам, ведомые Сан, приемной дочерью волчицы. Гневливые кабаны могут противопоставить захватчикам только грубую силу; после гибели Наганоками они теряют последние остатки здравого смысла и вслепую бросаются в ловушку — что немаловажно, их предводитель слеп по-настоящему. А ещё есть обезьяны, которые могут лишь под покровом ночи высаживать деревья — зная, что это ничего не меняет — и мечтать о том, что когда-нибудь им удастся съесть сердце человека. «Съедим человека, получим его силу, убьем людей». Это очень похоже — не в прямом, конечно, смысле — на то, как порою ведем себя мы, люди...
Аситака в этом споре — третья сторона, которая пытается примирить враждующих. Он любит Сан, но не может отрешиться от своей человеческой природы — ведь это всё равно, что перестать быть самим собой. Он приходит в Татараба в поисках ответа на страшный вопрос, который, хоть и не звучит напрямую, вполне понятен: Аситака хочет знать, из-за чего он в скором времени умрет. Он получит ответ, и даже более того — поймет, что не одинок. «Дни мои проходят в страданиях, а жить всё равно хочется, — говорит один из прокаженных, работающих на Эбоси. — Мир проклят, люди прокляты... но все хотят жить». Юноша, надаленный ясным взором, поймет это лучше, чем кто-то другой. «Смотрите все! — скажет он жителям поселка, в изумлении уставившимся на его объятую демоническим огнем правую руку. — Вот как выглядит ненависть, она разъедает и губит! Не будем её умножать!» Но, как это нередко случается, его доброта вызовет неприязнь и жителей Татарабы, и мононокэ.
Как это ни странно, и Аситака, и Эбоси, а уж тем более Сан — люди, принадлежащие тому же миру, что и звери-духи мононокэ. Они герои — те, кто могут говорить с богами уважительно, но без рабского трепета. А мир, который зарождается на их глазах, принадлежит совсем другим людям — таким, как Дзико, способный искусно стравить Эбоси, самураев и мононокэ, а потом наблюдать из безопасного убежища, как они уничтожат друг друга... и, конечно, забрать трофей — голову Сисигами.
Герои уходят. Второстепенные персонажи из Татарабы милы, но заурядны — да так и задумано. Токи с оружием в руках защищает хозяйку, храбро выполняет её приказ оборонять город, но делает это вместе со всеми. А вот поднять оружие на Лесного бога Токи неспособна, как и основать собственное поселение по примеру Эбоси. Для неё, как и для других женщин из поселка, самое главное, что в Татарабе они едят досыта и никто их не обижает — а за это следует благодарить Эбоси-сама и во всем её слушаться. Точно так же любой из воинов Татарабы не сумел бы согнуть лезвие меча или одной рукой поднять ворота, которые с трудом открывают десять человек. Это сделал Аситака — подскальзываясь в луже собственной крови, неся на спине бесчувственную Сан, — и неважно, что герою в этот миг помогало проклятие, обрекающее его на незавидную участь. Что же касается девушки-волчицы, то по прыгучести и ловкости она явно превосходит обычных людей.
Боги мельчают. Волчата Моро столь неразговорчивы, что невольно задаешься вопросом: может, они и впрямь гораздо ближе к животным, чем сама волчица-демон? А самый большой из кабанов уступает вожаку в размерах раза в два. Время мононокэ миновало, но сами они едва ли это понимают. Кто знает — может, Сисигами понимает? Ведь он, напомню, единственный, кто точно знает, чьё время ушло, а чьё — настало.
Время беспощадно, его не остановить. Мир богов и героев отжил своё, а ему на смену пришёл другой — хорошо нам с вами знакомый.
*****
«Принцесса Мононокэ» — пожалуй, самый бескомпромиссный и жестокий фильм Хаяо Миядзаки. Он не просто заканчивается расставанием главных героев — что бы ни говорил Аситака о предстоящих встречах, вместе им с Сан не быть, — он обрекает их на жизнь в мире, который обоим одинаково не по нраву. Хэппи-энд? Нет. Одинокий кодама в финальных кадрах выглядит как тоскливое напоминание о былом величии леса: никогда уже не вырастут деревья до небес, а волчата Моро будут последними мононокэ. Сан закончит дни в одиночестве, а шрамы Аситаки — еле заметный след на руке от проклятия и отметина на щеке от ножа девушки-волчицы, — останутся с ним навсегда.
Вот мы и подошли к ответу на самый главный вопрос...
Нет, Сисигами не умер. Он развоплотился. Это значит, что теперь бог-олень с мудрым взглядом почти человечьих глаз больше не придет на помощь, не остановит утекающую из раны на груди жизнь. Его нет, он навсегда ушел — осталась лишь природа, безликая и способная на страшный гнев.
В следующий раз некому будет отдать жизнь, чтобы истерзанная земля возродилась. Другого шанса не будет.
Другого мира — тоже.
цитировать
свернуть ветку
Я старалась. Просто на эту небольшую статью ушло два дня, а статья про Ходячий замок и вовсе отняла целую неделю. Не всегда есть возможность потратить столько времени, хотя кое-какие идеи для новых рассуждений уже давно бродят вокруг меня и просят, чтобы их написали. 