13. Надо сказать, что Мацей Паровский и Януш Анджей Зайдель были знакомы довольно давно. Еще в Варшавском политехническом институте, где Паровский учился вместе с братом Януша, Веславом, тот рассказывал ему о брате-физике, который пишет рассказы. «Не гуманитарий, а пишет, -- вспоминает об этом Паровский. – Это давало мне хоть какую-то надежду». В 1973 году они уже вместе получали премии – Януш главную, Мацей поощрительную – за победу в конкурсе на рассказ, объявленном журналом «Mlody Technik». Вероятно именно тогда, в редакции журнала, Зайдель познакомился также со Жвикевичем, Простаком, Чеховским… К сожалению, знакомство Паровского с Зайделем продолжения не получило, на протяжении всех 70-х годов они едва лишь обменивались поклонами при немногочисленных встречах. В 1982 году, когда в книжных магазинах появилось несколько книг социологической фантастики и стало понятно, что тех людей, которые думают одинаково, не так уж и мало, Паровский и Зайдель встретились. Паровский искал Зайделя в связи с подготовкой к изданию нового журнала, «Фантастыки», но до Зайделя эта новость уже дошла, и он позвонил первым. Встреча состоялась где-то на стороне, и они очень быстро выяснили, что у них одинаковые вкусы и одинаковые взгляды. Зайдель дал Паровскому гранки «Limes inferior», и тот, как он вспоминает, уже во время чтения горько пожалел о том, что Орамус, Жвикевич, Енчмык, Нидецкая, Внук-Липиньский, Гловацкий открыли вот это вот единство своих взглядов со взглядами Зайделя гораздо раньше его. Вскоре после этого Паровский поехал на квартиру к Зайделю и с удивлением обнаружил, что они с ним близкие соседи. И вот уже после этого они встречались часто – то у одного дома, то у другого, иногда по несколько раз в неделю. А потом пришел день 19 июля 1985 года…
Так что я не думаю, что это интервью было взято у Зайделя обычным образом: журналист что-то спросил, собеседник что-то ответил, пожали руки и разъехались. Скорее оно складывалось как результат многих разговоров на интересные для обеих темы.
«ДВА КОНЦА ПОДЗОРНОЙ ТРУБЫ»
Мацей Паровский: Радиологическая защита, которой ты занимался много лет, должна была в конце концов тебе здорово надоесть, превратиться в нудное занятие. Единственным выходом оказался побег в литературу. Тем более, что он увенчался такими романами, как «Цилиндр ван Троффа» и «Limes inferior».
Януш А. Зайдель: Вообще-то современная наука имеет мало общего с тем, что думают о ней профаны, поглощающие популяризаторские шедевры. Нет людей, обладающих полнотой современных знаний в области ядерной физики, молекулярной биологии или хотя бы радиологической защиты. Человек всегда работает над малым фрагментом – например, занимается метеорологическими аспектами, изучает поведение струи загрязненного воздуха, истекающей из дымовой трубы, и распространение соответствующего загрязнения в атмосфере. С другой стороны, тот, кто руководит работой научных коллективов, не может видеть деталей, совокупность его знаний сводится к курсу университетской программы. Ну и, кроме того, количество знаний, требующих усвоения, молниеносно растет.
Мацей Паровский: Относительно современной науки еще более мрачно высказался Маслоу. «Это, -- по его словам, -- техника, которая предоставляет возможность заниматься творчеством нетворческим людям»
Януш А. Зайдель: Согласен с этим. Не нужно быть изобретателем или мыслителем, чтобы обслужить выделенный тебе кусочек науки. Для этого не требуется ни сверхвыдающихся умений, ни исключительной находчивости.
Мацей Паровский: Так почему ты не сбежал из науки и не сделал ставку исключительно на литературу? Почему ты скачешь на двух конях?
Януш А. Зайдель: По паре причин. Во-первых, я изучал физику, потому что действительно ее любил. А во-вторых, я с трудом расстаюсь с чем бы то ни было из области накопленных знаний, с людьми, с которыми сжился, с окружающей средой, которую понимаю и к которой чувствую расположение. Работа в штате обеспечивает меня контактами, поездками туда-сюда. Благодаря радиологической защите я повидал другое полушарие нашей планеты, чего, подозреваю, никогда бы со мной не случилось, если бы я рассчитывал лишь на грант от ZLP (Союза польских писателей). Да и само писательство означало бы замыкание в кругу собственного «я» и принуждение организации себе творческой жизни. Нет, я предпочитаю то, что сейчас имею. Тем более, что, придерживаясь физики, я удовлетворяю не только свой инстинкт верности, но и дух противоречия. Есть пара человек, которые считают, что мне надо распрощаться с нуклеоникой, стараются даже облегчить мне такое расставание разными способами. В этой ситуации… ну ты сам понимаешь.
Мацей Паровский: А ты не думал о том, чтобы заняться журналистикой, социологией, историей?
Януш А. Зайдель: Ой, нет. Журналистика – гораздо более рискованное профессиональное занятие, чем радиологическая защита. Кроме того, я не жалею и никогда не жалел, что выбрал физику. Учеба позволила мне сформировать понятия о структурах и методах науки, научила меня точности мышления, чего я наверняка не получил бы от изучения гуманитарных наук. Я лизнул много математики, химии, астрономии – словом, того, что человек не может изучить самостоятельно, не впадая в дилетантизм типа дэникеновского. В то же время, такие области человеческого знания, как история и общественные науки, значительно легче изучить самостоятельно. Меня именно вот это вот усвоенное знание точных наук подвигло на поиски в области социологии, политики, философии. Я считаю, что каждый гуманитарий должен разбираться в точных науках, хотя бы поверхностно.
Мацей Паровский: И затем это знание точных наук безотчетно переносится в прозу. В твоих рассказах, например, повторяется мотив подзорной трубы. Два конца микроскопа или, там, телескопа – по обеим сторонам мыслящие существа – одно существо смотрит на второе, не зная того, что само находится под наблюдением. Эта мысль вынесена тобой из лаборатории… или, может, астрономической обсерватории?
Януш А. Зайдель: Может быть – из обсерватории, а может быть, и из истории философии. Я попросту указываю на ненадежность, рыхлость наших знаний о мире. Ставлю их под сомнение. Экспериментируем, подглядываем… не так ли? А может быть, и сами являемся объектом эксперимента. Разумеется, я считаю, что мир познаваем через аппроксимацию с довольно большим приближением. Однако относится это к миру материальному, доступному физическим измерениям. А тот второй?.. Вот черт, то, о чем я говорю – это, наверное, агностицизм. Но заражение физикой, логикой точных наук подсказывает мне, что субъективные наблюдения всегда можно подвергнуть сомнению. Сомнения с точки зрения логики совершенно справедливы. Трудно их оспорить.
Мацей Паровский: Да не буду я их оспаривать. Дело в том, что за твоей прозой вообще не стоят те эсхатологические сомнения, которые ты тут развиваешь. Тебя не интересуют проблемы теологов, тебе интересны политические проблемы. Ты не выслеживаешь, особенно в романах, неясности, возникающие из метафизической прерывистости мира, ты ищешь ту неопределенность, которая родилась из-за того, что кто-то что-то держит под спудом.
Януш А. Зайдель: Результаты моей научной практики приводят к тому, что я не люблю ни сказок, ни иррациональности. Я делю мир на то, что познаваемо путем научного эксперимента (дающего повторяющиеся результаты), и на то, что непознаваемо по определению, находится вне области материи. В этой второй области решает не эксперимент, а вера; не чувство, а сознание. Одни верят, что Бог и духовный мир существуют, другие верят, что их нет. Я стою на стороне этих первых и действительно не имею солипсистических сомнений относительно существования мира. Мир слишком болезненно клеймит мою шкуру.
Мацей Паровский: И ты как писатель строишь модели, выделяешь определенные тенденции, конструируешь собственные миры с опознаваемыми элементами, взятыми из действительности. Чудес в этом мало, фактов и метафор – много.
Януш А. Зайдель: Я делю фантастику на ФР – фантастику рациональную и на ФИ – фантастику иррациональную. И позиционирую себя как сторонник ФР, в то время как чары, телепатия, привидения, неистощимые кошельки и дубинки-самобои, продукты галлюцинаций или воображения – меня не интересуют. Я предпочитаю, как ты говоришь, моделируя, боксировать с миром. Тем более, что склонен к этому по двум причинам. Во-первых, дает о себе знать физик-экспериментатор, а во-вторых, побывав на протяжении тридцати с лишним лет объектом социальных экспериментов, я, как писатель НФ, могу наконец отыграться на действительности. Хотя, впрочем, я никогда не заблуждался на тот счет, что мне удастся построить синтетический и законченный образ человеческой судьбы в нашем времени. Я надеюсь на творческое сотрудничество читателя.
Мацей Паровский: Мне тоже показалось, что ты чего-то не договариваешь. Из-за твоих романов выглядывает не сформулированная явно, но все же заметная, программа построения счастливого общества. В «Limes inferior» ты показываешь духовно раздробленную Землю, обустроенную Надзирателями под диктовку Космитов, но между строк этой мрачной презентации просачивается послание о том, что существуют иные миры, лучшие – не навязанные и не фальшивые. У тебя есть их проект?
Януш А. Зайдель: Детально разработанного проекта у меня нет. Вместо такого проекта я хочу убедить читателя в том, что ему необходима вера в возможность существования на Земле более добросовестно организованного мира. Цивилизации, общества, семьи – тоже. Нужно пестовать веру в существование добра как такового. Парадоксально то, и об этом я хотел бы когда-нибудь написать, что такие же люди, как и искатели добра, препятствуют его возникновению. А ведь люди потенциально способны на создание условий, которые уже много веков описываются в утопиях. К сожалению зло, даже малое, очень сильно. Небольшое в процентном отношении количество слуг Сатаны способно отравить людское творение.
Мацей Паровский: А Сатана существует?
Януш А. Зайдель: Наверное должен существовать. Это интуитивное понятие – символ, воображение движителя того, что мы называем злом.
Мацей Паровский: И во что в таком случае играет Сатана?
Януш А. Зайдель: Точно не знаю. Над этим стоит подумать при написании очередного литературного произведения. В «Limes» Сатана играет в гордыню и эгоизм Надзирателей, в их подлость, позволяющую им обманывать соотечественников, в их лень, сибаритство, готовность обеспечения себе хорошей жизни за счет других людей. Наверное в книге не получилось показать это настолько острым, но Снерг нападает на этот след, когда, подводя жизненные итоги, спрашивает сам себя – а, может, меня избрали не потому, что я умнее, лучше, а потому, что морально ниже?.. Вот именно в это и играет Сатана. В фальсификацию ценностей, в представление худшего лучшим.
Мацей Паровский: Такие важные, как этот, мотивы ты развиваешь в своих романах. А вот рассказы – это уже продукт стандартной продукции, в них меньше индивидуальности, меньше боксирования с абсолютом.
Януш А. Зайдель: Я не согласен с тем, что это относится ко всем рассказам. В каждом сборнике моих рассказов, начиная с «Яда Мантезии», были несколько текстов, не соответствующих главному стандарту. Вот и в последний сборник, «Чертов хвост», я включил рассказ об Иисусе Христе, за который получил выволочку от своих верующих друзей. А ведь я написал рассказ, положив в его основу библейскую притчу, только адресовал ее не пастухам, которым Христос рассказывал о виноградниках, а людям XX-го века, которым можно то же самое изложить, используя категории кибернетики. И так всегда и происходит с этими оригинальными рассказами. Их труднее писать, и, вот же диво, они нравятся читателям меньше других. Рассказы предоставляют больше возможностей для выражения отдельных мыслей; романы, когда им не хватает этих мыслей, обычно подбивают так называемой «литературой». Я люблю писать романы, когда располагаю мясистым сюжетным действием; впрочем, я пишу их так же, как и рассказы, не люблю оставлять «пустых страниц», которые можно пропустить при чтении.
Мацей Паровский: В последнее время у тебя все очень удачно складывалось именно с романами. Вот-вот выйдут из печати «Вся правда о планете Кси» и «Выход из тени», в одном из издательств уже лежит «Парадизия», которую очень хвалили рецензенты…
Януш А. Зайдель: Но писать рассказы я тоже не брошу. В моей голове бродит, например, мысль о рассказе этак страниц на 10, в стиле «Звездных войн», о вторжении на Землю космитов-каннибалов, которым их потери совершенно не важны. Чем больше их накрошат земляне, тем лучше накормленной и тем более боеспособной будет армия космитов; им ведь нет нужды заботиться о снабжении продовольствием, знай лишь войско привози.
Мацей Паровский: Очень хорошо. И в то же время жуть берет. Спасибо за беседу.
14. В завершение описания номера журнала сообщим, что в разделе «Читатели и “Фантастыка”» состоялась уже шестая «посадка» (Lądowanie szóste). Интересна выдержка из письма Вольфганга Ешке, который написал: «Спасибо за <присланные> номера “Фантастыки”. Удивительно то, чего вы, поляки, можете достичь. В наших больших журналах гораздо лучшая бумага, но содержание, бывает, вдвое менее интересное». И еще, из письма читателя: «…ваша «Фантастыка» -- первый журнал, который я прочитал от корки до корки, хотя журналов хватает и отнюдь не безынтересных».
15. К приключениям Фанки Коваля добавлен эпизод под названием «W gnieździe węża/В змеином гнезде»
16. «Список бестселлеров». Ну что тут скажешь… «список бестселлеров».
5. На литературный конкурс, объявленный «Фантастыкой» десяток месяцев назад, пришло несколько сотен рукописей. Однако «их чтение приносит сущие мучения, – жалуется М.Паровский.-- Начинающие писатели пишут, мы читаем – и на наших головах волосы встают дыбом». Выглядит присланное примерно так: «…повключал компьютеры, взял кровь и подсоединил множество проводков к конечностям тела»… Или: «…исследовав господина Боракса, я заметил, что у него не хватает 1/2 половых органов внутри организма»… "Создается впечатление, -- констатирует Паровский, -- что несколько сотен книг НФ, поглощенных как никак рынком, совершенно не подействовали на представление <массового читателя> о НФ, как о побасенке, неизменно повествующей о компьютерах, ракетах, космических агрессорах и полицейских, вооруженных бластерами. И что интересно: между трезвыми мнениями о «Фантастыке», содержащимися в письмах в наш журнал, и уровнем присылаемых на конкурс рукописей лежит воистину пропасть. Наверное письма и рассказы пишут совершенно разные люди…" Тем не менее, что-то более или менее приемлемое Паровскому иногда удается из этого потока выловить… Как, например, рассказ Зигмунта Язукевича/Zygmunt Jazukiewicz «Опасные связи/Niebiezpieczne sprzężenia». Здесь интересна игра слов – название рассказа, конечно, ассоциируется с названием другого знаменитого произведения, но второе слово в нем имеет также значения «сцепление», «сопряжение», более отдаленно «спаривание», что способствует нагнетанию комического эффекта, поскольку напечатанный текст -- это забавный фривольный (!) рассказ из жизни роботов, оформленный в виде писем (!), написанных языком, стилизованным под старопольский (!). Зигмунт Язукевич/Zygmunt Jazukiewicz (род. 1953) был к моменту публикации его конкурсного рассказа выпускником факультета строительства и архитектуры Щечинского политехнического института и студентом факультета журналистики Варшавского университета. В дальнейшем «Фантастыка» напечатает еще один его рассказ…
6. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется еще двумя персоналиями: Збигнева Дворака/Dworak Zbigniew (род. 1942) – физика, астронома, популяризатора науки, автора НФ, и Юзефа Богдана Дзеконьского/Dziekoński Józef Bohdan (1816 -- 1855) – литератора, критика, художника. Здесь же публикуется отрывок из трехтомного романа Ю.Б.Дзеконьского «Сендзивой» («Sędziwoj», Warszawa, druk. J.Jaworski, 1845, fragm. rozdz.IX).Тут же размещена небольшая цветная иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
7. В статье «Научная фантастика – фантастика – сказка/Science fiction – fantastyka – baśń» критик и переводчик с французского языка Барбара Окульская/Barbara Okólska пытается дать определения указанным понятиям. Это фрагмент ее диссертации «Жанр научной фантастики и его формирование во французской литературе под конец XIX и в начале XX века», подготовленной к защите в 1982 году.
8. В разделе рецензий Анджей Невядовский/Andrzej Niewiadowski обсуждает книгу мексиканского писателя Сержо Галиндо «Грибоед» (Sergio Galindo «Grzybojad/El hombre de los hondos», przełożyla Barbara Stawicka, Кraków, Wydawnictwo Literackie, 1982), а Славомир Кендзерский/Sławomir Kędzierski пишет о сборнике Кира Булычева «Ретрогенетика» (Kirył Bułyczow «Retrogenetyka», przełozył Tadeusz Gosk, Warszawa, Iskry, 1983). Здесь же размещена небольшая черно-белая иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
9. В разделе «Наука и НФ» Хельга Рейтер/Helga Reuter пишет о не существующей пока науке, начала которой закладываются как раз в настоящее время. «Социология космоса/Socjologia kosmosu» -- перевод статьи из специального номера парижского ежемесячника «Futuribles 2000», целиком посвященного экономическим, политическим и социологическим последствиям завоевания космоса. Статью перевела с французского МАГДАЛЕНА ХЕН/Magdalena Hen.
10. Статью «Наблюдатели/Obserwatorzy» Мацей Иловецкий/Maciej Iłowecki посвятил крысам. Эти очень умные и зловредные и крайне плодовитые существа, по его мнению, способны вытеснить людей с планеты Земля. Здесь же размещена небольшая цветная иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
11. Блок научно-популярных заметок «Космос начинается на Земле» занимает половину журнальной страницы.
12. Адам Холлянек/Adam Hollanek и Яцек Родек/Jacek Rodek наведались в Советский Союз по линии ВААП и отчитались репортажем о пребывании там под названием «Около 100 книг в год, миллионные тиражи!». Главред и его зам побывали в редакциях издательств «Мир» и «Молодая гвардия», журналов «Знание – сила», «Техника молодежи», «Искатель», встретились с руководством ВААП и с группой товарищей, среди которых засветились Еремей Парнов (ответственный за сие мероприятие), Дмитрий Биленкин, Эдуард Геворкян, Георгий Гуревич, Владимир Михайлов, Александр Силецкий, Владимир Гопман, Владимир Покровский и Борис Руденко. Гидами в прогулках по Москве выступали Светлана Михайлова и Наталья Гремячкина. Договорились об обмене книжными и журнальными новинками, рекомендациями произведений для перевода. Ну а впечатления – вон они, в заголовке. Один из вопросов: «Есть ли у вас кроме многочисленных и даже весьма многочисленных разделов НФ в специальных журналах и приложениях к ним некий центральный орган НФ, некий журнал вроде нашей “Фaнтастыки”?». Ответ: «В качестве такого журнала выступает “Наука и Фантастика/Nauka i Fantastyka”, издаваемая и редактируемая совместно с группой писателей, членов Союза советских писателей. Там публикуются оригинальные тексты, переводы заграничных произведений, публицистика, критика, научно-популярные статьи. Для дебютантов предназначена специальная рубрика “Слово молодым авторам”. Там же печатаются сообщения о работе клубов любителей научной фантастики…» И ведь почти не соврали… Правда, завершающая фраза все ставит по своим местам: «Выходит два-три раза в год».
4. Блок польской прозы открывается рассказом Марека Баранецкого/Marek Baraniecki «Głowa Kasandry». Это короткий, всего лишь на три журнальные страницы (что соответствует примерно 10-12 книжным), текст, который, пожалуй, «томов премногих тяжелей». Писатель скупыми, но точными мазками рисует мир, пытающийся обрести равновесие после учиненной людьми атомной катастрофы и последовавшей за нею переориентации полюсов.
Мир порядком обезлюдевший, но все еще обитаемый, в котором, однако, методы коммуникации между людьми сведены к примитиву, поскольку попытки использовать более развитые в техническом отношении средства оказываются чреватыми бедой: в ответ на их применение то тут, то там автоматически стартуют все еще исправные ракеты с ядерными боеголовками, принося новые гибель и разрушения. Главный герой – опытный охотник на эти ракеты, но ему никак не удается найти тщательно замаскированную пусковую шахту «Головы Кассандры» -- ракеты, способной, по преданию, полностью уничтожить медленно выздоравливающее человечество. Летом 1984 года по сценарию, опиравшемуся на расширенную версию рассказа Баранецкого, был поставлен радиоспектакль на III программе Польского радио. Годом позже писатель включил еще более (в десяток с лишним раз) расширенную версию рассказа в свой первый сборник, который получил то же название («Glowa Kasandry», Warszawa, KAW, 1985). В том же 1985 году Баранецкий получил за рассказ (скорее повесть по нашим понятиям) «Голова Кассандры» премию имени Януша Зайделя. Сборник был переиздан в неизмененном составе в 1990 году. В третьем, считай современном, издании (2008) сборник утратил один рассказ, но пополнился двумя новыми.
Со времени первой публикации рассказа прошло более трех десятков лет, но его все еще помнят и чтят (надеюсь, что и читают тоже). «Подобно Снергу в “Роботе”, -- пишет М. Паровский, рецензируя первое издание сборника «Голова Кассандры», -- Марек Баранецкий вознес свое литературное здание где-то на обочине разъезженной дороги польской научной фантастики. Он не впутывался в модные и такие важные ныне выяснения отношений между поколениями, почти не касался политической фантастики. Он ступил на территорию тревожащей неоднозначности мира, где подспудно бурлят непостижимые силы, но использовал этот мотив, соблюдая меру. Он освежил или вывернул наизнанку пару тем. Взбудоражил читателей и объединил их, поскольку понравился всем без исключения».
В рейтинговом списке замечательного польского электронного журнала «Эссенция/Esencja», который называется «100 лучших польских научно-фантастических рассказов», «Голова Кассандры» стоит на 10-м месте. «Огромная сила старого и, на первый взгляд, уже неактуального рассказа Баранецкого, -- пишет обозреватель, -- кроется в том, что писатель занялся рассмотрением напрочь избитой, казалось бы, темы – художественного представления мира после атомной войны – но придумал, как рассказать об этом, не впадая в штампы. Нет у него ни одичалых орд родом из «Безумного Макса», ни мутантов, тараканов и всего прочего, привитого нам многочисленными (особенно в 80-е годы) кинофильмами и романами сходной тематики. “Голова Кассандры” – это кропотливое построение жизни в новом мире, в котором величайшая угроза исходит из остатков старой, вроде бы уже уничтоженной – нашей цивилизации. Наши, то есть нынешнего человечества – ошибки не дают о себе забыть даже в том времени, когда все начинается заново. Кажется, что представленная картина по своему пессимизму даже превосходит конкурирующие описания действительности после атомной войны, благодаря чему шокирующая финальная дилемма представляет собой также вопрос, заданный читателю, ответ на который вовсе не обязательно очевиден. А что касается актуальности… Что ж, угроза атомной войны не кажется нам сейчас столь большой, каковой казалась раньше. Однако ракетно-ядерные арсеналы никуда не делись, политическая ситуация далека от стабильности и, вообще говоря, никому не известно, когда “Голова Кассандры” вновь станет злободневной».
В 2004 году «Газета Выборча/Gazeta Wyborcza» опубликовала составленный ею список из семи важнейших произведений, написанных на постапокалиптическую тему. В нем, наряду с произведениями Д.Лондона, Г.Уэллса и С.Кинга, фигурирует и рассказ М.Баранецкого.
Ну и последнее. В рассказе на протяжении буквально пары фраз сказано о том, что да, были и миграции уцелевших горожан, и перестрелки с грабителями, и голод и холод, и много чего еще. И вообще дается описание ситуации – предоставляющее возможность разыграться воображению. И тут же почти идиллия – природа после переворота земной оси пытается приспособиться к новым условиям. Березы усохли, а вот ивы выжили – сбросили плакучие ветви и покрылись листьями, растущими прямо из стволов. Сосны с елями, на удивление, приспособились тоже и растут теперь рядом с пальмами. Попугаи вместо воробьев летают среди деревьев. Бенгальский тигр разоряет пчелиные улья… Все это зримо, красочно, почти осязаемо. И жутко, почти как в «Сталкере», где для меня самыми ужасными моментами (из-за трепета ожидания) были кадры с бросанием Кайдановским гаечек с привязанными к ним тряпочками. В расширенной версии, конечно, и действия больше и герой – не одиночка. Понятно, что ну не могли не заинтересоваться этим чудом кинематографисты. И заинтересовались, и втянули в свою игру замечательного писателя. И начались бесконечные вопросы… Кто выживет после глобального атомного конфликта, описанного в рассказе? Чьи ракеты обезвреживает главный герой, то бишь чьей эмблемой они помечены? В каком географическом районе развернется действие будущего фильма? Кто по национальности этот самый главный герой? Чьи фирменные знаки будут видны на снаряжении и оборудовании, которые он использует? Ни один из ответов Баранецкого не был принят возможными польскими постановщиками фильма. И где-то когда-то струна оказалась перетянутой: Баранецкий послал всех куда подальше… и вернулся в профессию.
В новом тысячелетии Баранецкий снова дал знать о себе. Показался на публике, дал несколько интервью. Возобновились разговоры об экранизации «Головы Кассандры»… Но, вроде бы, постепенно все это опять сошло на нет. И, может быть, это и к лучшему – слишком уж велик риск испытать разочарование при просмотре очередной безделушки. Короткая и расширенная версии рассказа – это, конечно, разные произведения, каждое со своим сюжетом и своим авторским посланием. На русском языке рассказ (короткая версия) был опубликован под адекватным названием «Голова Кассандры» в переводе Н.Стаценко в сборнике «Лунная ночь» (1990). Карточка рассказа здесь
И таки да, c Баранецким мы не прощаемся – у нас с вами будет еще возможность снова о нем поговорить.
1. Рассказ Лизы Татл/Lisa Tuttle и Джорджа Р.Р. Мартина/George R.R. Martin, который в оригинале называется «Storms of Windhaven/Штормы в Гавани Ветров» (1975), перевел с небольшими сокращениями под названием «Planeta Burz/Планета Бурь» АНДЖЕЙ ВУЙЦИК/Andrzej Wójcik. С Джорджем Р.Р. Мартином мы уже встречались, когда знакомились с содержанием самого первого номера «Фантастыки». О нем можно почитать здесь О его соавторе, американской писательнице НФ и фэнтези Лизе Татл/Lisa Tuttle (род. 1952), можно почитать тут
Этот рассказ номинировался на премии «Хьюго» (1976) и «Небьюла» (1975), получил премию журнала «Локус» в 1976 году и послужил прелюдией к роману тех же авторов «Гавань Ветров». Публикация сопровождается двумя иллюстрациями -- черно-белой (и маловразумительной) РИШАРДА ВОЙТИНЬСКОГО/Ryszard Wojtyński и цветной ЕЖИ ВРУБЛЕВСКОГО/Jerzy Wróblewski. Цветную иллюстрацию я здесь выставляю.
Для Лизы Татл это была первая публикация на польском языке. Впрочем, и в дальнейшем польские издатели ее не баловали, к настоящему времени опубликован перевод всего лишь одного сольного рассказа. Дж. Р.Р. Мартин – другое дело: с его творчеством польские читатели достаточно хорошо знакомы. Встретимся мы с ним снова и на страницах журнала «Фантастыка». На русский язык рассказ перевел А.Корженевский. Он напечатан под названием «Шторм в Гавани Ветров» в сборнике серии «ЗФ» изд. «Мир» «Лалангамена» в 1985 году. Карточка рассказа
2. Рассказ чешского писателя Йозефа Несвадбы/Jozef Neswadba, который в оригинале называется «Mordair/Мордейр» (1966), под тем же названием «Mordair» перевел на польский язык ЗБЫШКО АДАМ НАРУНЕЦ/Zbyszko Adam Naruniec.
Название рассказа – это также название авиакомпании, которая перевозит пассажиров по очень дешевым тарифам, но использует на своих самолетах весьма необычное топливо. До этой публикации лишь еще четыре рассказа Несвадбы печатались в переводе на польский язык. На русский язык рассказ не переводился, хотя русскоязычный читатель в общем неплохо знаком с образцами раннего творчества этого писателя, который некогда наряду с Л.Соучеком считался полномочным представителем чешской фантастики. Рассказ иллюстрирован графикой одного из конкурсантов – СЛАВОМИРА КОТА/Sławomir Kot.
К сожалению, вскоре выяснится, что эта весьма симпатичная и подходящая по теме иллюстрация -- наглый плагиат: парень попросту перерисовал австрийскую марку. Почитать о Несвадбе можно здесь Карточка непереведенного рассказа тут
3. В номере завершается публикация романа Андрэ Нортон. Листы (они в центре журнальной тетрадки) можно, разогнув скрепку, вынуть, сложить заново уже в книжную тетрадку и переплести как книгу, использовав в качестве книжной обложки заднюю обложку журнала. Довольно удобно, учитывая дефицит фантастической литературы. Но, как у всякого другого начинания, одновременно с плюсами обнаруживаются и минусы. Многим читателям хочется и книгу поиметь, и сохранить журнал целехоньким в своем собрании, поэтому они покупают сразу по два экземпляра – один оставляют нетронутым, второй препарируют, безжалостно выбрасывая «ненужное». Иными словами, значительная часть тиража тратится впустую. С этим надо что-то делать, и сотрудники редакции уже обдумывают соответствующую контрмеру… Ну а я, пользуясь случаем, выставляю в завершение поста еще несколько обложек книжных изданий замечательного романа бабушки Нортон…
Июльский номер делает все та же команда; тираж, объем, бумага, типография – все те же. На первой странице обложки – коллаж ВИТОЛЬДА ПОПЕЛЯ/Witold Popiel, на второй (внутренней) графика одного из лауреатов конкурса МАЦЕЯ ВДОВИКОВСКОГО/Maciej Wdowikowski и на последней – обложка (работа не подписана) к роману Андрэ Нортон. Художественное оформление номера МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО и АНДЖЕЯ БЖЕЗИЦКОГО.
облако тэгов
