Эта книга в очередной раз заставила меня пожалеть что бог не дал мне писательского таланта и позавидовать(по хорошему) тем у кого этот дар есть. В этой антологии описаны истории жизни простых людей, тех что живут рядом с нами. Наших соседей и коллег по работе. Наших бабушек и дедушек, мам и пап. И читая ты понимаешь что все как бы ты это видишь и знаешь, истории казалось бы обычные, из реальной жизни, но как великолепно поданы, как интересно рассказаны.

Я просто посидел и прокрутил в голове жизнь моих родителей. История их жизни не менее ярка и интересна чем истории из данного сборника. И если ее правильно преподнести , то получится не менее увлекательный рассказ. Да наберусь смелости и скажу что в принципе и моя жизнь, все что со мной произошло за 53 года, стала бы увлекательной историей, если бы преподнес талантливый рассказчик. Но , как я уже сказал, бог таланта не дал.

Очень хорошо написанный роман, про который никак не скажешь, что это «женская проза» — автор ухитрилась, описывая прежде всего женские судьбы, уйти от типичных для «женской прозы» слащавости и сентиментальности и написать настоящий роман-симфонию, роман-воспоминание. Однако, несмотря на всю свою мастеровитость, как на раз не неженском она и споткнулась. Самая нелепая фигура во всём романе — мужчина ГГ... Ну, или герой-мужчина второго плана, почти полностью заслонённый двумя главными героинями. Доминантный самец, который в своей советской жизни мог почти всё, а уж в новом амплуа удачника-миллионера за океаном просто всё, всю жизнь при этом бегает собачонкой за какой-то непонятной «художницей», которых мог в своей жизни встретить десятки, если не сотни, и получить их всех... Навсегда или на время... Живо вспоминается такой же абсурдный «Великий Гэтсби». Если романная конструкция держится на таком нелепом ГГ, то в историю не верится вообще... Ну а все эти бесконечные «мелочи жизни», в описании которых Рубина безусловно мастер, так и остаются мелочами... Тому, кто жил тогда в Ташкенте, это может быть интересно, остальным — практически нет, ибо у каждого свои мелочи жизни, которые он потом будет вспоминать с такой же ностальгией... Если будет. Я вот, например, без малейшей ностальгии вспоминаю газировку за 3 копейки в автоматах. Ну, было и было... А ещё небо было голубее и впереди была вечная жизнь с миром во всём мире.

Ну, Дина Ильинична, я Вам этого не забуду!

На самом деле мы имеем дело не с трилогией, а с одним большим романом под общим названием «Наполеонов обоз». Ведь нельзя же считать отдельными книгами каждую из четырёх частей толстовского романа-эпопеи «Война и мир» — так и здесь, ни одна из книг трилогии не является законченной историей и читатель, начав однажды читать «Рябиновый клин», не сможет прервать чтение и уйти от книги — судьбы героев не закончены и за бортом остаётся много интересного.

Вот с такими мыслями я и начал чтение третьей части этого триединого романа. И тут Дина Рубина остаётся верна себе — она то даёт нам актуальное для героев романа время и мы наслаждаемся гармонией отношений Надежды и Аристарха и радуемся происходящему между ними, то ведёт нас по событиям их судеб, имевших место быть до их новой встречи, и мы потрясаемся прожитым и пережитым ими обоими.

А под конец автор и вовсе задирает приключенческую планку на высоту, годную для взятия только опытному прыгуну с шестом, и читатель, по сути, испытывает и катарсис, и чувство хинной горечи — такие финальные ходы придумала (или подсмотрела?) Дина Рубина.

Всё это мастерски выписано филигранно отточенным русским литературным языком и доставляет читателю высочайшее наслаждение ещё и от самого процесса чтения. Насоветовал книгу супруге и надеюсь, что она оценит мастерство Дины Ильиничны.

Гори, сияй, моя звезда!

В физике существует такое понятие, как плотность вещества, которое характеризует отношение массы тела к занимаемому им объёму. Наглядно это можно представить, как … ну, допустим, килограмм тополиного пуха (даже опасаюсь представить себе объём этой кучи, ибо просто боюсь основательно ошибиться) и килограммовую гирю из продуктового магазина — и в том и в другом случае массы вещества одинаковые, а вот объёмы несравнимые.

Ну и соответственно можно представить себе тела с весьма высокой плотностью (в естественных условиях это металл осмий и далее по нисходящей иридий, платина, рений…), и далее астрофизики нам подсказывают так называемые «белые карлики», нейтронные звёзды, гипотетические кварковые звёзды, ну и венцом этого ряда, наверное, будут «чёрные дыры».

Вся эта вереница далёких от литературы сведений понадобилась мне только для того, что выстроить метафору, при помощи которой можно попытаться онаглядить какой именно литературной плотности достигает творчество Дины Ильиничны Рубиной. Ведь довольно часто бывает так, что читаешь книгу и понимаешь, что она и сюжетно, и событийно, и, главное, в смысловом отношении весьма рыхлое образование. С Диной Рубиной ситуация совсем противоположная — тексты Дины Ильиничны обычно имеют высокую литературно-смысловую, содержательно-событийную плотность, по нашей аналогии они скорее всего близки к плотности вещества «белых карликов» (вот такой парадокс — литературный гигант и одновременно «белый карлик»).

Всё выше изложенное верно только для меня, и у другого читателя творчество Рубиной может вызывать совсем другие ассоциации и порождать другие образы. Однако вряд ли будет ошибочным утверждать, что Дина Рубина — писатель интересный, популярный и многими читателями любимый.

Это вторая книга трилогии «Наполеонов обоз». При этом исходя из названия думалось, что мы будем в большей степени сталкиваться с картинами исторического прошлого. Однако на самом деле нырки вглубь относительно недавней истории (эпоха наполеоновских войн) короткие и эпизодические, а гораздо больше времени занимает построение современного событийного ряда, т.е. детство наших главных героев, юность и пора взаимной любви и всего прочего, что протекает в их жизнях в эти годы. Прочитал написанную фразу и поморщился — разве можно нескучно выразить корявым своим языком всё великолепие этого романа и всю силу испытываемых и проживаемых по мере чтения эмоций и чувств!

В общем, очередной шедевр от Мастера! И как здорово (и одновременно как жаль) что впереди ещё один (всего один) роман, заключающий трилогию (но, надеюсь, не заканчивающий судьбы героев).

Где ты, моя родина

«Как в сказке — в мгновение ока — подписав соответствующие бумаги, из прохожего гусляра, из купца мимоезжего, из трубадура бродячего я превратилась в удельного князя с целым штатом дворни.»

Роскошный автофикшн от Дины Рубиной, прочитанный ею самой. Чтение Дины Ильиничны так же прекрасно, как ее проза, и если вы давно подумываете начать знакомство с аудиокнигами как альтернативным способом чтения, но все не решались или попадали на исполнителей, которые раз и навсегда (как вам кажется) отвратили от него, то вот прекрасная возможность убедиться в обратном. 21 час чистого удовольствия, ну хорошо, у меня аудиокнига взяла меньше, потому что слушала с небольшим ускорением. Время консьюмеризма позволяет не только читать любимых авторов, не напрягая глаз, но еще и выбирать комфортный для себя режим прослушивания.

«Синдикат» вобрал впечатления от трехлетней работы в качестве руководителя культурных программ (в романе «Департамент фенечек и тусовок») агентства «Сохнут» в период 2001-2003. Разумеется, не стоит буквально воспринимать всего, и конечно, это опыт взаимодействия творца с жестко регламентированной бюрократической структурой на роли функционера, описанный в ироничном, саркастичном ключе, с добавлением интриги и ярких подробностей. Но в целом, для меня, прежде не имевшей представления о работе таких организаций, «Сохнут» подразумевался все время прослушивания, а найденная в интернетах подробность биографии писательницы, относящаяся к описанному периоду, лишь подтвердила.

Рассказывая о книге, я буду говорить о героине, не об авторе. итак, прожив ко времени описываемых событий в Израиле десять лет (дочери было четыре. когда семья эмигрировала, теперь четырнадцать), известная писательница Дина получает предложение поработать на одной из руководящих должностей в организации, осуществляющей восхождение евреев в землю обетованную. С более, чем приличной зарплатой и возможностью трудоустройства для мужа, художника. Контракт предполагает трехлетнюю командировку в Россию с очень приличным социальным пакетом и оплатой Синдикатом аренды жилья. Здесь все замечательно и повидать некогда родные березки не стремятся, но финансовый фактор сказал свое решающее слово, и вот они здесь.

Образный ряд романа великолепен, Рубина мастер, умеющий не только лепить своих героев из отменной глины, но и оживлять, вкладывая в рот бумажки с нужными словами, но с художественными произведениями последнего времени неподсудность творца порой ведет к созданию совсем уж бурлескных персонажей, вроде глухой девушки-полиглота-гениального-фотографа и контртенора-международного-уровня, по совместительству агента моссада, ну, вы понимаете. Но в «Синдикате» все живые и настоящие, а несколько гоголевская гротескность в чертах коллег уравновешивается замечательной слаженностью и профессионализмом. Это что касается коллектива, Контингенту симпатии отсыпано меньше, зато и читать о нем по-настоящему смешно.

Фабульно «Синдикат» представляет собой хронику синдика (титул Дины в романном пространстве) ограниченную трехлетними временными рамками. Героиня без восторга, умиления и ностальгии смотрит на оставленную некогда страну, и мне кажется нехарактерный для отзывов на книги Дины Ильиничны негатив связан именно с прорывающейся сквозь сдержанность воспитанного человека неприязнью, обескураженным желанием отстраниться. Когда тобой брезгуют, ты ощущаешь это на подкорковом уровне и выдаешь симметричную реакцию. Может быть поэтому после пошли караваны русских канареек, впряженных в наполеоновы обозы: читатель ждет уж рифмы «розы»...

Но связный сюжет из мозаики образов, событий, встреч, поездок, разговоров, курьезных и анекдотических случаев вполне себе складывается и для меня это было восхитительным чтением. Лучшим о Дины Рубиной за последнее десятилетие.

Короткая и оглушающая, как выстрел в подъезде, история. Яркий и выразительный, как полотна импрессионистов, рассказ.

Как будто прекрасный рассказчик, не торопясь, но и не затягивая, рассказал тебе случай из жизни хорошого знакомого.

Любовь, страсть, разделяющая жизнь, недели в ожидании страшного диагноза, облегчение.

И знала бы та мастер-тарабука, каких усилий стоило художнику не измениться в лице после поцелуя и сообщения о том, что у нее спид.

На самом деле крайне безответственно повела себя героиня.

Не люблю я легкомысленных заигрываний с неизлечимыми болезнями. А Рубиной, я смотрю, крайне это нравится.

Написано хорошо.

Как обычно, талантливую малую прозу рекомендую читать не залпом, а по одному рассказу в день, чтобы не забивать впечатления от одного рассказа другим.

8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Линия жизни Дины Рубиной.

В Ташкенте началась,

В Ершалаим упрётся,

А по России жирный штрих-пунктир.

Всё происходит от любви и во имя неё

Очень неожиданно повёрнутый в конце книги сюжет. Т.е. всё начиналось как вполне юмористические биографические записки — карикатурно уморительные портреты персонажей, гротескно уморительные ситуации, афористично уморительные диалоги и фразочки из уст героев — этакая веселуха с развлекухой. Так и казалось, что Дина Рубина слегка поменяла амплуа и из драмы перешла в комедийный жанр. А на самом деле она просто отчётливо понимает, что жизнь и есть по своей сути трагикомедия, что в ней всегда сочетаются драма и цирк с конями. И что всегда в трагическом есть своя толика юмора, а в смешном зачастую сокрыта глубочайшая драма. И потому вот так, не меняя ёрнического и едва ли не фельетонно-«крокодильского» стиля, Дина Рубина подводит читателя к осознанию, что на самом деле от смешного до великого нет порой и половинки шага, и что вот так, в фейерверке карнавала и совершаются и великая подлость, и не менее великий подвиг.

Книга написана великолепным, образным, богатым и литературностями, и прозаическими обыденностями языком, персоналии книги, и ситуации, в которых они нам показаны, настолько просты, что безупречны в этой простоте. В очередной раз убедился, что не напрасно литератор Дина Ильинична Рубина, по моему личному мнению, входит в пятёрку лучших русскоязычных писательниц.

Давненько уже не попадался настолько увлекательный роман.

Дина Ильинична — мастер. Отличный текст.

Шероховатости в восприятии у меня возникали, и неоднократно — ну, куда же от них денешься? И пресловутый антисовок с его родимыми пятнами присутствует. И Ленинград в 80-е годы уж никак не казался холодным-голодным ( говорю это потому, что был там — студентом работал на практике). И снабжение города было вполне (получше, чем в Киеве), и апельсины уж никак не были дефицитом — зимой их там продавали на каждом углу. И мотивация эмиграции какая-то смутная... В общем, если бы не это все, поставил бы 10.

Но даже в этом варианте читается очень хорошо, и ГГ необычно-симпатичный. Ему сочувствуешь, за него переживаешь — это уже явный и жирный плюс. Докторские байки хороши, приключения увлекательны.

Спасибо автору за книгу.

Доктор едет, едет...

«Хоть легкая витает грусть

В моей волшебной сказке,

Хоть лето кончилось, но пусть,

Его не блекнут краски.

Дыханью зла и в этот раз

Не опечалить мой рассказ. «

Дина Рубина прекрасна во всякую пору, однако Новый год и Рождество время для которого ее проза словно специально создана. Как диккенсов святочный рассказ со множеством злоключений, какие случаются с хорошими людьми, но заканчивается все счастливо. Дарит ни с чем не сравнимое ощущение уюта, когда вокруг мороз, слепящий снег, и пусто, как в пустыне, у нас же радость, детский смех, горят дрова в камине.

И не суть, что начавшись в широтах, где изразцовая печь актуальна, заканчивается в зимнюю пору, в местности, привычной скорее к жаре, чем к холоду. Главные зимние праздники — это не то, что снаружи, а то, что внутри. «Маньяк Гуревич», как вы, без сомнения, догадались, вовсе никакой не маньяк в обыденном значении, но один из персонажей галереи рубинских образов, несущих в мир тепло и свет, делая существование чуть более приемлемым.

И в этом смысле все они отчасти маньяки, все бесчисленные герои писательницы, а творец Дина Ильинична плодовитый, из тех немногих, кто на протяжении десятилетий стабильно радует поклонников своими прекрасными книгами. Затеявшись вспоминать рубинских героев, открывших новое понимание музыки, живописи, пантомимы, фотографии — можно увязнуть на многие часы в одном только перечислении.

А каковы ее города: Ташкент, Самара, Прага, Алма-Ата — они тоже словно бы оживают на страницах, такие узнаваемые, такие недостижимо прекрасные. И мы усаживаемся вновь в двухместную машину времени (за рулем автор), совершаем сентиментальное путешествие, пренебрегши советом Геннадия Шпаликова никогда не возвращаться в прежние места. В новом романе такое место Ленинград детства и юности героя.

Он прекрасен, этот на камнях из камня построенный город, с его площадями, дворцами, памятниками и музеями, в которых Сеня Гуревич, не в пример большинству сверстников, бывает — спасибо родителям. Хотя семья медицинская: мама гинеколог, папа психиатр, что не мешает ему быть маниакально увлеченным пушкинистом (у Рубиной все лучшие герои одержимы, только не демонами а дэймонами, если вы понимаете разницу).

Семья, детство, отрочество, юность, учеба, женитьба и любовь (в такой последовательности), медицина, эмиграция, горький хлеб чужбины, постепенное вхождение в жизнь новой страны, которая становится землей обетованной и прекрасная осень патриарха. А поверх всего бесчисленное множество баек, порой забавных, чаще грустных, иногда невероятно смешных. И это неизменно обаятельная черта Рубиной-рассказчицы.

Отличный роман для чтения в рождественские каникулы. Теплый, светлый добрый.

Многие авторы прибегают к этому жанру — путевые очерки и путешественные зарисовки. Вот и этот очерк пополнил копилку великолепных, умных и красивых, богатых на описания внешние и на глубины внутреннего мира произведений. Сравнимых (для меня) по силе, выразительности и значимости с такого же рода произведениями двух совсем разных авторов — Даниила Гранина и Захара Прилепина. Состояние внутренней эмоционально-ментальной медитации охватывает тебя с началом чтения, качает на своих плавных волнах и не отпускает до самых последних слов.

Так что не проходите мимо.

Рассказ, тянущий на приличную повесть, а при желании автора из всего этого можно было сделать полновесный роман. Судьбы двух нестарых женщин, сведённых в одну точку силой провидения. Совсем разных женщин, пожалуй, даже антиподов по многим показателям и параметрам. Еврейка врач и отсидевшая зечка-русачка. Интеллигентная образованная порядочная женщина-мать, и необразованная шалава и воровка. И вот эту линию поиска диаметральных противоположностей можно продолжать сколько угодно. Однако вот так устроена жизнь и так устроены люди, что бывшая зечка, воровка Любка вдруг оказывается для нашей героини не только палочкой выручалочкой в непростой жизненной ситуации, но в разгар гонений на врачей-убийц (начало 50-х) просто взваливает на себя ответственность за выживание и этой своей бывшей квартирной хозяйки, и её ребёнка, и тащит этот непростой воз до тех пор, пока не умер (сдох, как заявила Любка) Вождь и пока нашу героиню не восстановили на работе. Вот это чувство внутренней порядочности (да, весьма своеобразной, подпитываемой кодексом воровской чести, но порядочности) и роднит обеих наших героинь. Внутренняя порядочность...

Как это водится за Диной Ильиничной, форма подачи сюжетного материала определяет эмоционально-чувственное сопровождение читаемого и послевкусие к прочитанному. Ну, вот, в общем-то, довольно прозаическая история — измена жены и сомнения в своём отцовстве (даже и не сомнения, а прямые знания). Однако чувство любви к беспомощному и ни в чём не виноватому ребёнку заставляет неродного отца остаться в семье и продолжать растить и воспитывать, да при этом ещё с таким самоотвержением, что и соседи и даже незнакомые мимопроходящие замечают эту любовь и заботу.

Однако фишка повести не в этом сюжетном повороте, а именно в тех довольно сильных чувствах и эмоциях, которые возникают у читателя в самом процессе чтения/слушания. Эмоциональное отреагирование и является тем важным компонентом к сюжетной линии, который определяет восприятие и отношение и к сюжету, и к поступкам героев повести, и вообще к творчеству Дины Ильиничны. А припасённый финальный поведенческий ход от одного из главных героев ставит жирную… жирное многоточие во всей этой неоднозначной истории.

Гнать, держать, смотреть и видеть, дышать, слышать, ненавидеть, и зависеть, и вертеть, и обидеть, и терпеть...

Из этой своеобразной трилогии, в которой каждая книга, в принципе, никак не связана с двумя другими и стоит наособицу, мне эта зашла глубже и лучше всех. И наверное, дело даже не в том околонаучном притягательном феномене зеркал и зеркальности, и не в той допущенческой подводке, которую в книге сделала Дина Рубина. А скорее в той чуть горьковатой романтичности, которой пропитаны образы главных героев романа и из которой состоит сама атмосфера книги.

Как это мастерски умеет делать Дина Рубина, она неспешно ведёт повествование от самых истоков темы, т. е. с первого появления в сюжете Нюты-Анны, и затем перемежая и перемешивая и времена, и самих рассказчиков: мы то находимся в точке современности и слушаем рассказ о любви и взаимоотношениях Анны и её мужа, то читаем письма её зеркального двойника, её духовного суженого, то слышим рассказ о встречах Анны с тем старым мудрым евреем Элиэзером, который сразу разглядел в Анне её загадочную двойственность и зазеркальную нездешность, то попадаем в приёмную семью Анны и с замиранием сердца читаем о внутрисемейных загадках и тайнах, о «зеркальной» болезни матери Анны и о терпеливой любви отца — мы вместе с автором романа скачем по временам и местам, по обстоятельствам и эпизодам, по случаям и происшествиям, по любовям и дружбам, по смешному и трагическому…

И постоянным ощущением, сопровождающим книгу, является некий взгляд из зазеркалья, оттуда, куда простому человеку нет пути, и только избранные (а может быть изгнанники?) могут как-то соприкасаться с непознанным и неведомым, а то и уходить туда. И сразу возникают мысли о шаманах и колдунах, о гадалках и ясновидцах, о предсказателях и оракулах — о тех приобщённых, которые как-то допущены к границе между мирами и умеют так или иначе что-то видеть, слышать, чувствовать, понимать...

Художника обидеть может всякий…

Как это вообще свойственно творчеству Дины Ильиничны, этот роман весь построен из деталей и подробностей. Причём размер этих изображаемых ею деталей и подробностей минимально допустим для того, чтобы книга всё ещё оставалась читабельным, увлекательным и интересным романом, а не просто пестрящими картинками быта и бытия, раздробленными на отдельные пиксели. По вот этой фотографической точности воспроизводимого творчество Дины Рубиной сродни… Эмилю Золя — на мой взгляд весьма одобрительное и поощрительное сравнивание.

При этом эта фотографичность касается не только картин внешнего мира, в котором происходит действие (но правильнее будет сказать — действия) книги. Но также и мира психологического, внутреннего, сложного и порой непонятного для самих героев, противоречивого и неоднозначного. И вот эту мельтешащую неоднозначность личности Дина Рубина как раз таки умеет показать во всей красе этих порой разнонаправленных движений души и, соответственно, действий человека.

Кроме того, эта же дотошность касается и той генеральной темы, которой посвящён тот или иной роман — а нынешняя книга погружает нас в мир художников. И нас при этом вовсе не стараются приобщить к творчеству Матисса и Гогена, Сезанна и Ван Гога, Делакруа и Мане с Моне, Ренуара и прочих великих французов, голландцев, фламандцев, немцев, русских… А заход в эту художественную изобразительную тему делается совсем с другого бока — мы идём в эту дверь через главного героя книги, художника и реставратора, а также авантюриста и жулика Захара Кордовина. И параллельно с нырками в детство и юность Захара-Захария мы то и дело ныряем в детали и нюансы художничества. При этом и кое-что узнаём новое для себя в этом особом цветном мире, и просто понимаем, насколько тонок и точен должен быть мир каждого специалиста — хоть ремесленника, хоть творца-живописца (а также музыканта, композитора, танцовщицы, скульптора — любого творящего и созидающего). Ведь невозможно сесть с утреца к мольберту и сказать себе: «А напиши-ка ты, брат творец, Рождение Афродиты», и потом ментилем (1), в один присест изваять из холста и красок сокровище небесной и женской красоты, и, отойдя на пару метров от мольберта, сказать себе одобрительно: «Ай, да Мастер, ай, да сукин сын!» и потащить нетленку на рынок. И так же всё это невозможно ни с чем другим, если это другое — настоящее, не суррогатное, не тяп-ляпистое, не из категории «сойдёт и так».

А наш художник Захар Кордовин за долгие годы писания научился не только точности изобразительного, но и выверил и воспитал в себе чувство художественного вкуса. А вместе с этим отточил и способность подделки картин кисти известных мастеров с последующей их продажей в частные коллекции — такой вот способ личного обогащения.

Вот вам уже и обрисовалась вся фабула этого многоцветного и многозвучного романа. И вся вероятная и возможная интрига. Ибо хватает здесь и приключенчества, и даже некий налёт уголовщины имеется, и конечно же романтическая составляющая выведена остро и тонко. И закономерный трагический финал (это не спойлер, сама Дина Ильинична сочла возможным об этом упомянуть в аннотации к книге), ставящий точку в романе, но не расставляющий всё на свои места. Ибо коллективный читатель, будучи личностью многоликой и многоплановой, вправе совсем по разному относиться и к главному герою книги Захару Кордовину, и к событиям романа и жизни Захара и его окружения, и вообще, к самому роману по разному.

Обсуждабельная книга, если что, вполне пригодная для коллективного клубного чтения.

(1) Ментилем — так говорил в годы моей службы в армии (май 1976 — май 1978 гг, Архангельск-43 — Архара, «город доски, трески и тоски») наш зампотех, майор бронетанковых войск, когда нужно было придать исполнению его команды необходимую быстроту — «Вы ментилем, сынки, ментилем мне этот танк на хранение поставьте», — и сынки так его и звали заглазно — майор Ментиль.

Совершенно потрясающее знакомство с автором.

История женщины, наделенной особым даром написанная живым легким слогом. Понравилось, что повествование ведется от нескольких лиц. ГГ Аня наделена особы «зеркальным « даром, но он не приносит ей счастья, она очень быстро понимает, что не стоит говорить людям, все что ей видится.

Необычный роман, с интересным миром зазеркалья, не совсем ожидала такой концовки

Удивительно затягивающий текст. Не мог оторваться, пока не кончился бесплатный фрагмент. :)

Дина Рубина рассказывает о себе, о своём детстве и при этом анализирует, как это детство отразилось в её творчестве. Сказка с последующим разоблачением. Жутко увлекательно.

Куклы и люди, или Люди-куклы?

Лица стёрты, краски тусклы, То ли люди, то ли куклы… («Машина времени»)

Как известно, игра — дело серьёзное. А игра в куклы вообще порой находится за гранью. В различных смысловых наполнениях слова «грань».

Куклы как предметы человеческой культуры известны с самых незапамятных времён. И у самых разных народов. И предназначение кукол было самым разным — от самого глубоко мистического до обыденного игрового. Ну вот навскидку — кто не знает о культе вуду и, соответственно, о куклах, используемых в этих мрачных обрядах. Причём культ этот имеет самое широкое распространение, начинался бог знает где и когда и имел целью оказать то или иное воздействие на то существо (животное или человека), которое изображала кукла. И наверное, обычные детские куколки, в которые играли дети, тоже происходили из отголосков этих культов и обрядов — дети не только учились обращению с предметами, но ещё и отрабатывали самые разные социальные роли…

В общем, что там говорить, поскольку у меня супруга — мастерица русских народных промыслов и попутно вместе с лоскутным шитьём занимается ещё и русскими обрядовыми куклами, то волей или неволей, но часть кукольной культуры доходит и до меня.

Однако помимо вот этих кукол имеются ещё и куклы игровые, используемые актёрами-кукольниками в разного рода балаганчиках, и далее варианты ширятся вплоть до Театра кукол Сергея Образцова (у нас в стране) и других серьёзных кукольных театров и трупп. И конечно же есть те, кто занимается изготовлением, созданием, рождением кукол. И иногда все эти функции сходятся в одном человеке. Так, как это произошло в романе.

Дина Рубина постаралась посвятить читателя во многие секреты кукольного мастерства. Однако не столько с целью некоего своеобразного просвещения, сколько для того, чтобы читатель максимально полно и точно понял и прочувствовал всю глубину и сложность той проблемы, о которой нам поведали в этом романе. Попытка... да что там попытка — успешная замена временно вышедшей из роли своей супруги ростовой куклой привела затем к таким глубоким и серьёзным конфликтам, с которыми эта семья пыталась справиться долгие годы. И сложность взаимоотношений в этом треугольнике — Мартын – Лиза – Элис (кукла) — собственно говоря и послужила отправной точкой для всего многопланового сюжета.

Конечно же основной темой романа стала вот эта всё поглощающая и почти что всё замещающая любовь двух людей: главного героя к своей супруге, и её любовь к нему. Ну, а чем сильнее и всепоглощающей любовь, чем она страстней, тем сильнее и сами страсти внутри этой любви и вокруг неё. Однако и инварианты любовных и чувственных отношений и связей в романе можно уловить и проследить и на примере некоторых других персонажей — тоже, кстати, небезынтересные варианты.

Ну, а на литературное дарование Дины Рубиной сетовать не приходится, роман получился сложным, ветвистым, многополюсным и многовекторным, с вариантами интриг. Так что свою толику удовольствия я получил.

Однако книге Дины Рубиной не очень повезло с соседством: поскольку «Синдром Петрушки» я слушал в аудиоформате, то параллельно обычным путём читал две повести Веры Пановой (рецензии на которые уже выложены на сайте). И волей-неволей, но образовалась ситуация сравнивания двух литературных стилей. И Вера Панова, с её невероятной простотой и чистотой изложения смыслов и содержаний сюжетов, на мой взгляд, всё-таки оказалась вне конкуренции по сравнению с более сложной, насыщенной вязью словесных изяществ и литературных орнаментов книгой Дины Рубиной.

Монте-Кристо? Живаго!

Так что ж из этого? Я мог же, наконец,

Не получить проклятого наследства!

Апухтин «Сумасшедший»

Заметили, как часто вспоминают графа Монте-Кристо в «Наполеоновом обозе»? Неслучайно, книга, в какой-то мере, ответ Дюма из начала XXI века. И не только в части сокровищ, обладание которыми не приносит счастья. Связь глубже, аббатом Фариа выступают бывшая политзаключенная Вера Самойловна и кореец Володя, оба наставники героя, оба послужат невольными посредниками между ним и давним кладом. Сборная роль Данглара и Мерсера отдана кузену Пашке (и финансист, и силовик). Есть даже своя Гайде — преданно и безответно любящая Аристарха дочь Левки.

Мерседес — Надя, хотя о ней с большим о снованием можно говорить, как о Сольвейг, помните блоковское; «Сольвейг, ты прибежала на лыжах ко мне...»? В этом нет ничего, что могло бы снизить ценность книги, некоторая степень дюмаобразия всегда на пользу роману. Итак, «Ангельский рожок», третья книга, названием намекающая на грядущую драму: замена английского на ангельский прямо отсылает к концу времен, когда ангелы вострубят. Но так хочется верить, что это не так. Герои ведь уже встретились, сейчас нам расскажут, как они жили в ожидании воссоединения, потом найдем способ получить законное наследство, а дальше только «жили они долго и счастливо, и умерли в один день», правда?

Ну, одна из частей предсказания, точно, сбудется. Но не будем забегать вперед. Третья часть, впрямь, о житье-бытье героев в разлуке. На самом деле, найти друг друга с началом интернет-эпохи, не составило бы никакого труда, ни он, ни она не были агентами под прикрытием, для остальных профили в соцсетях совершенная норма. Но когда читаешь Рубину, такие рациональные соображения в голову не приходят, она настолько плотно вбивает смыслы в пространство своего текста, что просто следуешь за извивом сюжета — не было возможности отыскать, примем за аксиому.

Тем удивительнее и прекраснее эта встреча, после четверти века одиночества. В части Нади история о потерянной флешке с новым романом Великого писателя, в котором без труда узнается Виктор Олегович. И ты уже предвкушаешь череду таких же язвительно-саркастичных литературных баек. Но нет, дальше будет рассказ об издательском бизнесе в лихие девяностые, вывод из которого: выжить и преуспеть в нем могли либо совершенно беспринципные люди в тесной связи с криминалом, либо обладатели уж совсем колоссальной удачи. Впрочем, как в любом другом бизнесе.

В части Аристарха нас утешат, все упоминания тюрьмы в связи с ним относятся не к заключению, а к работе. Уехав в Израиль, долгое время работал тюремным врачом, такая вот самоналоженная епитимья. Обоим пришлось несладко, оба прошли огонь, воду и медные трубы, подойдя к моменту встречи крепкими профессионалами с относительным финансовым благополучием. Тут бы и радоваться простому человеческому счастью.

Ан нет, роковое наследство вновь напомнит о себе. В самом, что ни есть, Дюма-стайл: неожиданная встреча с корейцем Володей, который. помните, учил маленького Стася писать, а теперь финансовый аналитик в Швейцарии, и к пресловутому кладу имеет непосредственное отношение. Ничуть не кажется такая уйма случайных совпадений ненатуральной — идите на фиг со своими рационализациями, это роман и я хочу насладиться историей. И даже уже потираю руки в предвкушении грядущего тотального торжества справедливости — вот теперь-то всем сестрам по серьгам, и будет нам счастье.

Не стоит, однако, бежать впереди паровоза. Я знаю, что многих поклонников Дины Ильиничны финал разочаровал,но мне он показался закономерным и абсолютно честным. Переводящим книгу из разряда авантюрно-любовных на поле эпохальной серьезной литературы. То, что начиналось, как «Монте-Кристо» закончится «Доктором Живаго», который Мераб Мамардашвили называл романом невстреч.

То, что Рубина делает на протяжении романа с записками предка, подвесив их морковкой перед носом доверчивого читателя — в сути тот же прием обещания несбыточного счастья. Книга, где радости коротких встреч оборачиваются безвременьем долгой разлуки. Ты в шаге от понимания, которое позволило бы все сказочно изменить в жизни, но именно этого шага судьба, кисмет, мактуб не позволит тебе сделать. Потрясающее окончание, Браво, Дина Ильинична!

Цыганское золото

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее,

Вы тугую не слушайте плеть!

Да что-то кони мне достались привередливые...

Деление романа на три книги, которое сначала приняла за маркетинговый ход издательства, на поверку оказалось авторским решением, совершенно оправданным с точки зрения логики повествования. «Белые лошади» сильно отличаются от «Рябинового клина». Там рассказ тащился ни шатко-ни валко, по колдобинам баек Изюма, такой прозаический «Василий Теркин» с сильным местечковым призвуком. Здесь срывается с места и летит вскачь — только версты успевай отсчитывать.

Уже совершенно понятно, что героями будут Надя и Аристарх. Все остальные, какими бы сочными мазками ни были выписаны, лишь статисты в их истории. Сходит на нет обсценная лексика (органичная, не спорю, и к месту употребляемая, но избыток ее все равно отвращал в первой части). Отдаешься на милость победителя, скользишь по волнам изумительного языка, не подвергая услышанного сомнению и критике.

Отправился герой на два месяца странствовать с цыганским табором, имея в виду обучиться тонкостям физической любви, чтобы после радовать свою Дылду? Не то, чтобы нормально, но в жизни чего не случается, и потом, были же Дафнис и Хлоя. «Наполеонов обоз» пронизан мифологемами как ни одна другая рубинская книга, хотя мультикультурность и взаимное проникновение различных видов творчества всегда были сильным местом ее прозы.

Скорое сиротство обоих, выросших в полных семьях, в любви и согласии — тоже воспринимается совершенно естественно Хотя сама по себя ситуация, когда молодые люди, не достигшие двадцати лет, теряют родителей не в катастрофе или стихийном бедствии, а вот так: подавиться сливовой косточкой, инфаркт, инсульт, рак — тоже не то, чтобы стандартная. Но Рубиной веришь, она туго сплетает косу своей истории, ни один волосок не вывалится. И она потрясающий мастер сюжета.

Что ружье, заряженное в первой части библейской историей Иакова, Рахили и Лии, непременно выстрелит, сомнения не было. Равно как и то, что особая чувствительность Аристарха к запахам, род синестезии, сыграет в этом свою роль. Ждешь худшего, когда Анна собирается посмотреть Ленинград, но и предположить не можешь, как больно все защелкнется, насколько безупречно психологически достоверным окажется весь этот судьбоносный эпизод, включая сцену с завещанием.

Разлуку можно было бы расценить как сомнительный вариант развития событий — при такой-то любви! Но нет, именно при такой любви предательство венчанного любимого, да еще во время, когда ты тягаешь горшки из-под лежачего больного. И уход из жизни близкого человека, с которым было тяжело, но любил он тебя безмерно. И оказаться в одночасье изгоем в дружной всегда семье — ушлая какая, подгребла весь дом под себя. И, в конце концов, финансовый аспект: Ах так? Ну что ж, есть у меня деньги, значит и жизнью своей распорядиться смогу.

Тема сокровищ все время звучит под сурдинку. Не то, чтобы много о них думаешь и не то, чтобы рассматриваешь всерьез возможность завладеть наследством, скорее даже воспринимаешь как богатство, приносящее несчастье. Но шутка ли, возможность обрести финансовую независимость, позволить себе не прогибаться ни под какое начальство, да вообще не работать. Вовсе отмахнуться от мыслей о кладе, и хорошо бы нашлась возможность забрать его, ты не можешь.

Рассказ все движется, заплетается и обрастает подробностями, ныряет в уютные и весьма уместно расставленные флэшбэки, и нет уже никакой человеческой возможности оторваться, не прочитав третьего тома.

Рубиновый клин

Вы угоняете машину марки «москвич» и едете в сторону пустыни Гоби. Я надеваю красный комбинезон и желтый картуз и иду в том же направлении. Там мы и встретимся.

Нет, цитата не из нового романа Дины Рубиной, она из телеспектакля «Когда же пойдет снег?», с которой началась моя любовь к писательнице лет сорок назад. Это говорит девушка в заочном телефонном знакомстве. Молодой человек убежден, что звонит другой, его разыграли, подсунув вместо номера местной красотки, этот, принадлежащей давно в него влюбленной девчонке, на которую и не смотрит. А у нее недавно погибла мама, папа работает за границей, сама она смертельно больна и смертельно одинока.

В той давней истории все закончилось хорошо: у героев любовь, девочке сделали успешную операцию, впереди у них долгое счастливое будущее. Обрыдалась, глядючи, и запомнила на всю жизнь. Ничего не меняется. Дина Ильинична продолжает создавать книги из набора этой дивной фразы: сиротство, заграница, криминал, болезнь, современные средства связи и передвижения, интеллектуальные игры, любовь сильнее смерти (еще «двигаться в направлении пустыни», как без того). И понимание не мешает нам над вымыслом слезами обливаться. Нот ведь тоже всего семь, а под рукой мастера из них всякий раз возникает новая музыка.

«Наполеонов обоз» в шорте Большой книги 2020, этот конкурс предполагает, в числе прочего, читательское голосование и дает возможность безвозмездно познакомиться с электронной версией книг из короткого списка. Эту, объемом больше тысячи страниц, бережливый издатель разбил на три отдельных тома, что заставит скачивать на Литресе аж три книги, вместо одной. Но и позволит рассказывать о романе по мере чтения. С чувством, с толком, с расстановкой.

Итак первый том, «Рябиновый клин», львиная доля которого отдана истории и многочисленным байкам соседа героини по деревенскому житью, Изюма. Надежда, женщина городская, главный редактор успешного издательства, не устояла в свое время перед искушением купить под провинциальным Боровском дом. И то сказать, недвижимость с прилагающимся к ней участком — целым поместьем, по московским меркам стоила копейки. Как-то все в ее жизни пошло не так: племяннику, которого вырастила как родного сына, сделалась не нужна, на горизонте замаячила одинокая старость, а в это место она влюбилась и душой в нем отогрелась.

Я теперь читаю уже третий том, и по всему роль Изюма в книге минимальна, на поверхностный взгляд может показаться, что он со своим набором идиотически-гениальных ноу-халяу лишний в романе. Но кто так подумает, сильно ошибется. Изюм — собирательный образ русской души: талантливой и безалаберной, незлобивой и относящейся безо всякого пиетета к закону, вечно попираемой и возрождающейся для такого же неказистого житья — хорошее все равно отберут. Понимаете, мне кажется, что в нынешнем году толстовская «Война и мир» неожиданно обрела актуальность, «Обоз» — рубинский вариант ответа Толстому с попыткой анализа национального характера, как «Мир и война»- акунинский.

Хотя главное не это. Важнее тут история любви, пронесенной мальчиком и девочкой из крохотных Вязников через жизнь, по городам и весям, сквозь огонь, воду и медные трубы. Отчасти Амур и Психея, частью Орфей и Эвридика с немалой толикой Иакова и Рахили. Важнее родовая память и сокровища, их отблеск превращает роман в авантюрный. И неожиданный взгляд на историю Отечественной войны 1812-го — горящий клин, вбитый между каноническим представлением о событиях, и реальностью.

Почему решил прочитать: я фанат творчества Дины Рубиной. Сам обожаю все три основных её трилогии, и маму приохотил, и старшую сестру жены. Поэтому Рубина у меня вся в «бумаге».

В итоге: компактная вещина, покетбук на три с половиной сотни страниц.

Эпистолярный роман. Что-то похожее интонационно было в «Наполеоновом обозе» — «письма писателю».

В «Бабьем ветре» задействовано огромное количество слоёв и затронуто множество важных тем.

Галина, косметолог-эмигрант в Нью-Йорке, в письмах рассказывает свою жизнь, своё прошлое и настоящее, автору.

Советский Киев с базарами и коммуналками, красивейшая природа Канады, суетливый и многоязычный русско-еврейский Бруклин с забегаловками, барами, домами престарелых, аутлетами и косметическими салонами.

Двумя потоками проходят две вереницы странных персонажей — колоритные типажи из детства героини и не менее любопытная гирлянда знакомых и клиентов из Америки настоящего.

Прыжки с парашютами и полёты на воздушном шаре, маникюр и бразильское бикини, любовь на троих и гендерный шифт.

Поток сознания льётся широко и надолго не задерживается на одной теме. Но это не сбивает, а наоборот, создаёт ощущение общения с живым человеком с интересной судьбой.

Много «стыдных» и смешных историй про американцев, одновременно сексуально распущенных и закомплексованых.

Личная драма проговаривается вскользь, урывками, но пару раз за чтение комок к горлу подкатывал.

Повесть ниже пояса и выше облаков — повесть о потерянных людях, которым нет места на земле.

Язык безупречен.

10(ПОТРЯСАЮЩЕ)

«Любовь к жизни во всех ее проявлениях» — расхожая, набившая оскомину в зубах, фраза. Но эта книга – именно о любви. Любви к жизни. Точнее – ярчайшее проявление этой самой любви к жизни автора — молодой Дины Рубиной.

Эта книга – не похожа ни на одно из читанных мной до этого произведений Рубиной. Вы спросите – на что же она похожа? Больше всего она похожа на детские английские песенки в переводе Маршака. Собственно, из предисловия автора мы узнаем, что книга была инициирована, словно бикфордовым шнуром, пачкой листков со стихами Рудольфа Баринского. Стихами, стилизованными именно под детские английские песенки. И вот, бикфордов шнур этих стихов породил колоссальный взрыв солнечного света, английского юмора и счастья для нас, читателей.

Прослушал аудиокнигу в исполнении автора еще в прошлом году. При написании этого отзыва хотел освежить в памяти детали, но как-то с ходу не нашел книги в электронке. Так что отзыв будет, увы, без подробностей, которые стерлись уже из моей памяти. Но вот ощущение счастья от ее прослушивания – пожалуй, поселилось в моей душе навсегда. Так что – рекомендую. Заряд веселья и хорошего настроения в столь непростые времена – гарантирую.

Лицевая — изнаночная — лицевая — изнаночная...

Второе прочтение книги неожиданно вызвало двоякое к ней отношение (первый раз читал роман лет 15 назад и изрядно подзабыл сюжет). Нисколько не изменилось отношение к прочитанному как к художественному произведению — великолепная литературная обработка и мастерская подача сюжетного материала вызывает только ощущение, что перед тобой (и с тобой) ас высшего литературно-писательского пилотажа, гранд-пилот русскоязычной литературы Дина Рубина. С точки зрения литературной вызывает восхищение практически всё: и описания, и портреты, и сюжетные фигуры, и тонкий подход к воздействию на читательскую эмоциональную сферу, и умение утащить и читателя не только в мир её собственных ностальгических воспоминаний и переживаний, но и обратить его уже к воспоминаниям и переживаниям самого читателя — пусть и не «ташкентца», но тоже имеющего в своём жизненном багаже и детско-подростковые приключения, и юношеские романтические стансы, и более взрослые ходы-выходы, и теперешные то и дело нападающие ощущения ностальгической грусти по минувшему и тяги туда, где ты однажды (многажды) был юн, молод и, наверное, счастлив или, как минимум, ощущал отсутствие несчастья и горести.

А вот заметно огорчительным стало открытие в себе нового видения взглядов автора на суть и содержание жизни в советские времена — тут вам и эскапады в сторону советского колониализма, тут и явные, и скрытые, завуалированные, но всё равно заметные выпады в сторону русской части населения этой восточной республики, тут и практически упрёк в адрес властей по поводу как бы умышленного разрушения Ташкента после знаменитого землетрясения в стремлении превратить город в символ многонациональной дружбы народов, и разные прочие диссидентствующие мелочи, которые на самом деле мелочами как раз не являются, а в руках мастера пера становятся искусным «оружием идеологического нападения и диверсии».

И совсем едва ли не убил наповал финал книги — вот эта банальная голливудщина с открытием благородных корней происхождения одной из главных героинь книги стала практически отрезвляющим нашатырём для читателя (в моём лице, однако и не только в моём, ибо параллельно читавшая эту книгу супруга обратила внимание ровно на те же самые досадные грехи — ага, «муж и жена — одна сатана», я знаю, знаю…).

В итоге осталось горьковатое ощущение: лучше бы не перечитывал и оставался в сладком самообмане…

Прослушал аудиоверсию «Почерка Леонардо» Дины Рубиной. В этот раз роман понравился мне больше, чем при первом прочтении. Но, когда собрался писать отзыв, понял, что трудно однозначно сформулировать, о чем роман. Да-да-да! Несмотря на то, что роман изобилует всевозможными событиями, описанием множества судеб, все это мне показалось лишь одним слоем романа, самым верхним. А вот то, о чем роман, в чем его глубинная сущность, ради чего он написан – так сразу и не скажешь. А потом мне показалось, что я все же смог ответить на этот вопрос.

Но сначала напишу о событийной составляющей романа. С его главной героиней, Анной, мы знакомимся тогда, когда Ане было 3 года. В этом возрасте девочка осталась сиротой. Умерла ее мама, а отца она и вовсе никогда не знала. Приютили ее дальние родственники. И не просто приютили – она стала для них родной дочерью. Да и Аня считала их мамой и папой.

Девочка Анюта оказалась наделенной прямо-таки магическими способностями. Но куда деваться с этим даром человеку в нашем немагическом мире? Куда? Если всем, и, в первую очередь, Анне, он только мешает? Если все вокруг, за исключением одного-двух, самых близких, считают этот дар злом? И, в первую очередь, злом его считает сама Анна. Но ни бросить этот дар, ни отказаться от него – она, увы, не может. Разговор об этом даре – это второй ответ на вопрос «о чем роман».

Но есть еще, как минимум, один ответ на вопрос «о чем роман». Это роман – о любви. И об эгоизме в любви. И приемные родители Анны – Маша с Анатолием, и Володя, и Элиэзер, и Сеня – они все Анну любят. А вот кого любит сама Анна – так до конца и непонятно.

Вам может показаться, что я тут наспойлерил, и о романе вы знаете теперь все. Но, уверяю вас – это совсем не так. Роман интересный, захватывающий, читается / слушается на одном дыхании. Надо только принять некоторую необычность построения романа – роман рассказывается на несколько голосов, от имени разных людей. И, возможно, вы найдете новые ответы на вопросы – «о чем роман».

Книга понравилась. Это единственная книга у Рубиной, прочитанная мной. Но доверие автору есть, прочитать другие книги желание тоже появилось, так что будем читать) Всё остальное — подробно и по косточкам разложено ниже в комментариях других читателей. Я же думаю, что тут надо все таки самому прочитать и не доверять каким бы то ни было отзывам. Хорошим или плохим — не важно.

Я уж и не помню тех обстоятельств, при которых в моей читалке оказалось это небольшое эссе Дины Ильиничны Рубиной. Может, посоветовал кто прочесть, а может – так, попалось в мелкоячеистый бредень запойного книгомана. Так или иначе – я благодарен судьбе за то, что, пролежав несколько лет в электронных тенетах, оно, это эссе, было, наконец-то, мной прочитано.

И, вроде ничего особенного – просто рассказ об одной старушке 80-ти с лишним лет, с которой Дина Ильинична была лично знакома. Старушка, правда, не простая — Лидия Борисовна Либединская, урожденная Толстая. То ли кровь великого предка, текущего в ее жилах, давала себя знать, то ли – воспитание (о котором, впрочем, автор нам ничего не рассказала), но Лидия Борисовна, даже в конце своей жизни, оставалась остро мыслящим, интеллигентным, и очень веселым человеком.

Большое спасибо автору за этот рассказ.

Самым большим недостатком этой книги является то, что в ней слишком много Дины Рубиной. Своей читательской неудачей я считаю и то, что эту книгу я не читал, — слушал. Слушал в озвучке самой Дины Ильиничны, и это было уже явным перебором. Ничего не могу сказать – читает она прекрасно. Ах, если бы я не слушал (где-то с год назад) ее же прекрасную начитку «Желтухина»! А так – вышло сплошное масло масляное.

Но – обо всем по порядку. Книга целиком и полностью, с первой и до последней строчки, построена как череда писем одной женщины – к другой. Другая, по версии автора книги, это сама Дина Рубина. Дина Рубина, задающая вопросы той, первой женщине. Якобы Дина Рубина собралась писать книгу о подмастерьях западной красоты – косметологах, маникюршах, педикюршах и парикмахершах интимных зон.

И вот, с целью погружения в предмет, Дина Рубина задает вопросы героине, а та, якобы, отвечает. Боже мой, как же красиво героиня пишет! Торчат, торчат уши кролика (писателя) из шляпы фокусника (того же самого писателя). Рассказывает героиня в этих письмах не только про свою последнюю профессию, т.е. про то, о чем, собственно, писательница спрашивает, но и про всю свою счастливую и горемычную жизнь – о своем детстве в послевоенном Киеве, о том, как попала в парашютный спорт, о том, как стала дипломированным пилотом воздушного шара, о том, как попала за границу, о том, почему тут осталась…

В той части книги (по моим ощущениям – меньшей), где героиня рассказывает о полетах на воздушном шаре, повествование очень поэтично. Там, где она рассказывает о работе в салоне красоты – повествование становится по хабалковски циничным. Но, в тоже время, в каком-то смысле и поэтичным тоже. Во всяком случае, богатство языка велико необычайно. И эта смесь цинично-поэтичного создает довольно странное ощущение.

Ну и отдельное спасибо хочу сказать Дине Ильиничне за то, как она прочла отрывки из «Колыбельной трескового мыса» Бродского. Это было потрясающе!

Книга, в которой нет четкого сюжета, и читается она не ради сюжета, а просто ради самого процесса, потому что написана совершенно бесподобно. Сочные описания, колоритнейшие персонажи – и всё представлено так и живо и отчетливо, так узнаваемо. Мое детство прошло не на Украине и в более позднюю эпоху, но все равно от детских воспоминаний Анны веет чем-то таким узнаваемым.

Это история, сплетенная из воспоминаний, флэшбеков и писем. История женщины – то ли ангела, то ли ведьмы, с необычным даром, не такой, как все. История о том, как человек не от мира сего пытается жить в этом мире, то ли тратя впустую свой пророческий дар, то ли просто в силу своей внутренней свободы живя так, как хочется, и реализуя таланты в цирковых трюках и фокусах.

Большая сага, от времён Великой Отечественной до наших дней! Истории России через призму судеб двух главных героев, их семей, друзей и недругов.

Мастерски, вкусно написанная трилогия. Много невероятных подробностей быта и настроений людей.

Станционный посёлок, Москва восьмидесятых-девяностых, современный Израиль.

В отличии от других трилогий Рубиной, «Обоз» получился чуть более «женским». Огромная трагическая любовь, переживания; в третьем томе некоторое злоупотребление пейзажностью.

Поклонникам циклов Рубиной «Люди воздуха» и «Русская канарейка» читать обязательно.

Большая русская литература.

Почему решил дочитать: завершение романа-эпопеи Дины Рубиной

В итоге: как автор и обещала – третья часть оказалась триллером. В принципе любое, написанное без прикрас, произведение о девяностых в России – триллер.

Меня впечатлили обе сюжетные линии про взрослую жизнь главных героев. И будни тюремного врача в Израиле, и особенно, нюансы книгоиздательского бизнеса в России девяностых. Тем более, к книжному бизнесу я имел некоторое отношение. Очень реалистично, и я бы даже сказал, натуралистично. И это комплимент.

То, что в книге не будет хэппи энда, нам успешно проспойлерили ещё в аннотации.

Но вот того, что в трилогии, полной самых невероятных совпадений, будет такой «никакой» финал, я никак не ожидал. Прошу прощения, но ощущение, что автору или надоело или никак не давалась ударная концовка.

Допустим, мне и в «Белой голубке Кордовы» трагический финал показался несколько притянутым, но в «Ангельском рожке» — вообще из рук вон. Аневризма у одного персонажа, логичное, но всё равно непростительное эгоистичное нетерпение другого персонажа...

Ну у нас же великая русская литература, а не бразильское мыло. Опять-таки, регулярное упоминание «Графа Монте-Кристо»... Почему не равняться на него?! Я бы ещё один том «Обоза» почитал, где сокровища, пусть и с большим трудом, через тюрьму и разлуку, достаются если и не главным героям, то их сыну Лёшику.

За исключением моего субъективного недовольства концовкой, роман превосходен.

9(ОТЛИЧНО)

Почему решил прочитать: продолжение отличного первого тома от любимого автора

В итоге: в «Рябиновом клине» я абсолютно некритично относился к ритму и темпу повествования, меня всё устраивало. «Белые лошади» решили меня испытать на прочность – первая пара глав переполнены затянутыми описаниями природы и практически ничего не дают сюжету.

Потом, к счастью, начинаются колоритные приключения в цыганском таборе и, наконец-то, жаркая подростковая любовь, слияние душ и тел главных героев.

Следующим испытанием для меня, ипохондрика, стало подробное, избыточное описание всяческих бед и несчастий, в основном болезней, свалившихся на родных и близких Аристарха и Надежды – онкологии, инсульт, запои. Да что ж такое-то! Очень тяжко всё это читать. Когда-то я не стал дочитывать «Удушье» Паланика из-за нездорового пристрастия автора к подробному описанию симптоматики разных болячек и душевных расстройств.

Повторюсь, эмоционально очень тяжёлый том – смерти, ещё смерти, измены, расставания, увечья, болезни. Автор совсем не щадит своих героев.

История наполеоновских сокровищ цедится редко и по чуть-чуть. Буквально несколько страниц на весь том посвящено событиям 1812 года.

Язык и прихотливая сюжетная вязь по-прежнему прекрасны, как и обилие вставных историй-зарисовок из разных сфер и времён советской жизни.

На протяжении двух томов меня смущала временная линия. Детство героев, по всем приметам времени, как мне казалось, должно было проходить в первые послевоенные десятилетия – пятидесятые, ну край шестидесятые годы (живущие на станции ветераны-калеки, избежавшие ссылки на Соловки; отец Аристарха, бывший подростком в гражданскую, а во время войны уже управлявший ж/д станцией; вышедшие из лагерей репрессированные, трудодни и многие другие моменты), потом оказывается, что Аристарху в 1995-м году было 18-20 лет и его, студента, призвали в армию. Соответственно, он мой ровесник, родился где-то в середине семидесятых. Сколько же было его отцу на момент рождения сына? 60-70 лет? Или действительно в станционных посёлках был такой вневременной быт, что пятидесятые никак не отличались от восьмидесятых... Короче, в некотором смущении я. Но впечатления от романа это не портит.

9(ОТЛИЧНО)

Почему решил прочитать: я фанат творчества Дины Рубиной! Благодарен судьбе за то, что неизвестно каким образом натолкнулся на романы этой писательницы! Трилогии «Русская канарейка» и «Люди воздуха» («Почерк Леонардо», «Белая голубка Кордовы» и «Синдром Петрушки») считаю вершинами русской литературы двадцать первого века! Ждал, пока роман-трилогия «Наполеонов обоз» выйдет полностью и приступил к чтению.

В итоге: ради справедливости стоит отметить, что ранние крупные вещи Рубиной мне как-то не даются. «Синдикат» пробовал пару раз начинать, «На солнечной стороне улицы»... И всё никак. Да, эти романы стоят в очереди на прочтение, но когда доберусь – неизвестно.

Решил для себя набрасывать список персонажей, ибо наслышан, что роман полифонический:

Надежда Петровна – «редактор в большом издательстве, с писателями хороводится». Высокая, полная с белым гладким, как у императрицы, лицом.

Изюм – сосед Петровны по даче, рационализатор, бросил пить. «Пузатенький горбоносый крепыш с близко поставленными серыми глазами» и густыми бровями.

Сташек, он же Аристарх Семёнович Бугров – человек непростой судьбы, в прошлом романтический интерес Надежды Петровны.

Ммм, мат на первых страницах! Спасибо, Дина Ильинична, порадовали! Я, простите меня, дурновкусного, считаю мат на страницах современной русской литературы некоторым знаком качества. Ибо позволить его себе может только состоявшийся творец, взять вот хоть Виктора Олеговича. Нет, можно и без мата, но если лыко в строку, то почему бы и нет – добавляет пряности и достоверности диалогам.

Следом идёт эпизод про колоритно выписанную писательницу Нину, явное альтер эго автора. Нина-Дина. «Ничего такая тётка, простая, без понтов, за руку здоровается». Не сомневаюсь, что и у редактора Надежды Петровны есть свой прототип в реальности.

Дальше мелькнёт непутёвая мамаша Изюма, его сестра Серенада, её муж-олигарх, их дочь Алиса... И байки, байки, байки. Цветные и смешные.

Потом нам покажут нелёгкие будни редактора, которой приходится общаться с полусумашедшими писательницами (Вселенная обожает рифмованность. Перед «Рябиновым клином» я прочитал «Огненное евангелие» Фейбера. Там о сложностях издательского дела рассказано с точки зрения автора). Есть потрясающие гротескные моменты:

«Надежда тяжело рухнула на колени, обхватила Калерию Михайловну за тощую петушиную ногу и затрясла её, как трясут чудо-дерево в ожидании, что с него посыплются спелые романы и повести. Минут пятнадцать, не поднимаясь с колен, Надежда горячо и взахлёб объясняла, клялась, сулила, умоляла – то есть как раз делала всё то, на что благословил её утром Сергей Робе?ртович. Она самовольно назначала немыслимые гонорары, обещала небо в алмазах, расписывала шок литературного мира.

Рецензенты, журналисты, редакторы и литературоведы, бесстыжая премиальная шобла… – короче, вся эта перепончатокрылая грифоноголовая тусовка, оглушая окрестности предполагаемым визгом, вихрем промчалась в её сбивчивой горячечной бормотне. Она чуть ли не рычала, поскуливала, пробовала напевать колыбельную… Раза два отчаянно мелькнуло: не задушить ли старуху?»

В следующей главе, внезапно, такая высокая, щемящая лирическая ностальгия по детству, что аж комок к горлу.

Чуть позже ненавязчиво, в ироническом ключе, упоминают «Рукопись, найденную в Сарагосе» Потоцкого, намекая, что и «Наполеонов обоз» такая же «шкатулочная повесть» навроде «Тысячи и одной ночи» или «Декамерона», только вместо Шахерезады балагур Изюм.

* * *

«Рябиновый клин» – бескрайнее, как русская степь и извилистое, как река Клязьма, повествование о жизни в России. От послевоенных лет до перестройки и настоящего времени. Десятки историй, сотни эпизодических персонажей, один другого колоритней. Всё, за что мы любим Рубину. Мастерское владение искусством написания диалогов, тонко переданные чувства героев, миллиард достоверных примет времени, будь это быт посёлка при железной дороге после войны, тяготы службы в армии или нравы современных писателей. Сетования по поводу того, что «у Рубиной всё это уже было» отметаю сразу. Многие писатели всю жизнь пишут один условный роман. Открывая Пелевина, Быкова, Улицкую, Паланика, Уэльбека, Кинга или Лавкрафта, мы примерно представляем интонацию и круг тем, которые затронет в произведении автор. И это прекрасно!

«Наполеонов обоз», безусловно, один большой роман-эпопея, просто разбитый на три книги. В «Рябиновом клине» нас подробно познакомили только с детством Сташека, оставив за кадром его отношения с Надеждой и дальнейшие испытания. Упоминание о самом обозе Наполеона, этом сквозном макгаффине трилогии, появляется только на последних страницах первого тома.

Внимательный читатель заметит одни и те же имена и фамилии, упоминаемые разными персонажами и зацепочки, которые, со всей очевидностью, будут иметь значение в дальнейшем.

Прочитал в электронном виде, затем купил первую часть маме в бумаге(ей должно понравится) и заодно второй том тоже приобрёл в бумаге.

Ни одной претензии к роману нет.

10(БЕЗУПРЕЧНО)

Очень сильная книга. Сильный характер героя, сложная канва, отличный литературный язык — что еще нужно для получения истинного удовольствия от прочтения?

Ну что же, дочитал.

Можно сказать с уверенностью — Дина Рубина создала свой собственный стиль для романов. Особенности таковы: очень глубокая проработка деталей и информации по описанным явлениям (в данном случае по медицине, по антиквариату, по бизнесу 90-х, по деталям заграничной жизни), присутствие необычных героев, семейные тайны, широкая география событий.

Политическая заангажированность — таки да, присутствует. А шо вы хотели?

Пристрастия понятны, и здесь нечему удивляться.

Наполеоновская история тоже завершена, и завершена вполне изящно.

Язык отменный, читается легко. Присутствует очень симпатичный юмор.

Почему такая низкая оценка?

Надрыв и чувствительность в стиле женских романов, рояли в кустах, чрезмерная, на мой взгляд, концентрация событий и негатива, политика в однобоком освещении... Но это только мое мнение. Я думаю, эта книга многим понравится и запомнится.

За стилизацию дневника наполеоновского офицера — повторный респект.

Почему: очень люблю творчество Рубиной. «Белая голубка» — последний непрочитанный роман из условной трилогии «Люди воздуха» – об удивительных людях с экзотическими профессиями.

В итоге: вершиной творчества, opus magnum Рубиной считаю трилогию «Русская канарейка», но и трилогию «Люди воздуха» ценю очень высоко.

Как же вкусно пишет автор! Всё как будто видишь своими глазами – пред- и послевоенная Винница, блокадный Ленинград и Ленинград семидесятых-восьмидесятых, современное испанское Толедо, итальянская провинция и Иерусалим.

Перед нами лихая семейная сага от тридцатых годов двадцатого века и до практически наших дней. Невероятная по количеству и колориту череда персонажей (честно, не могу даже представить, как такое количество личностей умещается у автора в голове). Убедительное погружение в мир художников, коллекционеров и фальсификаторов.

Главный герой, что особенно приятно, ловкий и продуманный идейный художник-аферист, любитель женщин.

В наличии семейная тайна и мотив мести.

Интересная структура романа. Каждая глава начинается в современности и постепенно, незаметно, слой за слоем проваливается в прошлое.

От книги получаешь истинное удовольствие и не хочется, чтобы она заканчивалась.

В глаза бросаются деликатные, но, тем не менее, яростные нападки на понаехавших в Европу мигрантов, на агрессию Ислама, да и к католичеству автор относится прохладно.

Интересна история испанских евреев-сефардов.

С концовкой я немного не согласен, но автору видней.

Безусловный шедевр русской словесности и просто захватывающий роман.

Книга читалась очень легко и быстро, но впечатление оставила смешанное.

Пожалуй, через две недели после прочтения стало легче сказать о том, что понравилось, а что нет.

Язык книг Рубиной, как всегда, превосходен. Он так легок и образен, что на него просто не обращаешь внимания — как на чистый воздух.

Что касается конкретно книги «Белые лошади» — то здесь все сложнее.

О хорошем. История по-настоящему занимательна. За героев переживаешь, им сочувствуешь. Заглянуть за горизонт событий — тянет, лично я очень жду третью часть.

Бесподобна стилизация дневников наполеоновского офицера.

Точность деталей — как всегда проработана до мелочей (хотя по части медицины эти студенческие байки уже не новость).

О том, что «не зашло». Добавилось надрывного мелодраматизма, местами — на грани сползания в «женский» роман.

О психологическом портрете Стаха — честно, иногда не верилось. Все-таки, мужская и женская психологии разные. Женщина-писательница может очень точно описать, как мужчина действует, но в том, что касается описаний его мыслей и чувств — это проблемно. И иногда сомнительно.

Добавилось «антисовка» с его штампами. Злобный режим против благородной и беззащитной еврейской семьи. В данном случае вполне могло быть так, но когда этот мотив идет из романа в роман — опять же сомнительно. Так же как и сомнительны выпады мимоходом против академика Тарле. Выпады идут от лица героини — прошедшей сталинские лагеря женщины-историка — но осадочек остается.

А в целом — рекомендуется к прочтению. Но критичному и с карандашом для пометок.

Новый роман Рубиной и традиционен, и необычен «в одном флаконе».

Обычен в нем уже вполне привычный для мастера отличный язык. Привычны отменные диалоги и увлекательность повествования.

А необычность спрятана. И проявляется не сразу. Вроде бы постепенно разматывается симпатичный пушистый клубочек, а там вдруг... В общем, обычные истории о жизни внезапно расцветают семейными тайнами, поисками сокровищ и странными взаимоотношениями.

Что отдельно порадовало — отсутствие штампов «антисовка» (по крайней мере в первой части, как дальше будет- не знаю). Но пока как-то обходится без лишнего обличительного пафоса, а интересных историй — уйма.

И характеры вполне себе играют. Хорош самородок Изюм — двоюродный брат шукшинских чудиков, которые мир украшают. И гениальная писательница в начале романа — с ее обстановочкой и роскошным педикюром, к которой Надежда приходит за новым произведением для родного издательства... И названия деревень, и поговорки, и истории о жизни. «Рюмочка христова, ты звидки? З Ростова...» )). И мелькающие в тексте сведения о транспортном хозяйстве, вполне достойные классического советского «производственного» романа — а ведь при этом ни грамма не скучно, знание вопроса как всегда на высоте — и потому интересно. Как то и появление товарища Кагановича в эпизоде удивительно к месту.

В общем, господа начинающие литераторы, хотите научиться хорошо писать — изучайте Дину Ильиничну с карандашом. Рецепты литературных изделий вполне качественные.

Но, безусловно, наперед загадывать боюсь. Роман вполне может оказаться выдающимся явлением... Если вторая и третья из анонсированных частей не подкачают.

Пока — полет над Клязьмой на волшебной белой лошади нормальный! И хочется скорейшего свидания с героями романа.

Оборванного, как это обычно бывает у Рубиной в конце первой части, на самом интересном месте...

Сложный многослойный роман. Слои времени и пространства накладываются и перемешиваются, как мазки краски на холсте. Действие как бы одновременно происходит в нескольких измерениях. Это и наше время, и послевоенный украинский городок, и Ленинград периода развитого социализма. А в глубине перспективы маячит еще и вековое прошлое. Много деталей. Детали создают фон, создают атмосферу и полный эффект присутствия. Будь то еврейский квартал в Виннице, окрестности Иерусалима или узкие улочки старого Толедо.

Читать можно даже не ради сюжета, не для того, чтобы узнать, что будет дальше и чем все кончится, а просто чтобы читать. Затягивает сам слог, все эти описания, бытовые подробности, тонкости работы художника, зарисовки характеров. Второстепенные персонажи выразительны, словно типажи (сам главгерой говорит, что не так много типов людей существует), но обладают яркой индивидуальностью и живые.

Очень много совпадений, просто каких-то магических. Вот так запросто в чужой стране зайти в кафе и увидеть на стене картину предка? Или случайно встретить дальнюю, немыслимо дальнюю родственницу и тут же узнать в ней родную душу? Хотя роман вполне реалистический, можно запросто уверовать в переселение душ. Настолько мощная личность у главного героя, что он в каждом поколении возрождается в своих потомках.

Главный герой в нынешнем воплощении – Захар Кордовин, точная копия своего деда – чекиста, застрелившегося еще до войны. Он талантливый художник, который предпочел не писать свои картины, а подделывать чужие. Точнее, писать от лица знаменитых живописцев, в их манере, причем так, что эксперты единодушно признают искусно состаренную картину подлинником. Пират, мошенник, авантюрист, соблазнитель. Совершенно не святой и не праведный, но обаятельный своим напором и наглостью. Все происходящее в романе передается исключительно в восприятии Захара, его воспоминания, внутренние монологи. Он доминирует, это исключительно его история.

В финале немного перебор с правдоподобностью. Хотя очень мощно. Ради этого мощного заключительного аккорда можно простить некоторый перебор с пафосом.

Могу только позавидоать тем, кого эта книга привела на солнечную сторону улицы. Я оказалась на теневой. Где я свернула не туда? Видимо, все началось с сообщения автора, что она никогда не любила родной город. Как выяснилось далее, не любила она также школьный хор, и памятник Гагарину, поставленный после Ташкентского землетрясения, и что-то еще. То есть какие-то светлые ностальгические ноты проскальзывают... и неизменно уравновешиваются очередной гадостью. Не-ет, хэппи-энд обязан быть с видом на озеро Мичиган.

В промежутках между воспоминаниями ведутся затяжные окопные бои художницы Веры, которая думает о матери в лучшем случае что-то вроде «Ах ты, корова старая», и матери, которая относится к дочери ничуть не теплее. После первой их баталии мне уже трудно было воспринимать Веру как героиню романтической сказки, какой она оказалась в финале.

Еще в повествовании есть та же самая мать Веры, но в юности: Катя, эвакуированная из блокадного Ленинграда, хищная девица, которой только бы урвать кусок побольше. Вместе с ней появляется тема эвакуации, карточек, репрессий (а как же!) и прочей чернухи. Чернухи вообще много — от анаши до криминальных абортов, и много чего в промежутке, и все это как-то очень странно сочетается с вычурным стилем Рубиной.

Дину Рубину можно читать хотя бы из-за ее любопытного стиля. С одной стороны, в нем как-то все «слишком»: слишком пространно, слишком многословно, слишком детально. Автору и тут, и там хочется завернуть по-особому, в своем стиле. Не используя простых слов и оборотов. В больших количествах это немного утомляет, но все же есть своеобразное удовольствие читать эту словесную вязь, обильно украшенную фирменной иронией еврейского народа. И, в общем, не особо важно, о чем она пишет — о картинах, о послевоенных годах, о портретах городов, о мужчинах, о женщинах — все у нее как-то так получается, что хочется читать. По-рубински.

Единственное, под финал «Белой голубки» Дина ушла в излишний мелодраматизм, слегка смазав действительно неглупую книгу о похождениях хитрющего шарлатана Захария Кордовина. В остальном — колоритно, сочно, живо, полнокровно. И с действительно хорошим послевкусием.

– Да-да, ведь человека, чья жизнь связана с куклой, вполне нормальным не назовешь, не так ли?

Весь мир — театр.

В нём женщины, мужчины — все актёры.

У них свои есть выходы, уходы,

И каждый не одну играет роль.

У. Шекспир «Как вам это понравится»

Дина Рубина совершенно новый для меня автор, и сказать по правде, я не особо доверяла ее творчеству. Ведь сколько раз спотыкалась об таких вот «раскрученных» писателей, но с Диной Рубиной дела обстоят иначе. Закончив читать «Синдром Петрушки» пришло ощущение, что автор-то нравится.

Пожалуй надо упомянуть тот факт, что не люблю кукол. Никаких. В особенности фарфоровых, но и марионетки не вызывают доверия. Как увижу их лица, так сразу же дискомфортно становится . А здесь кукол достаточно. Бррр f58a1a77ad821723ba79aade2196cbf4.gif

Ну это так, отступление от темы. Так, что же получит читатель, когда возьмет в руки книгу? Здесь столько всего. И на разных языках. Скорее всего книгу можно определить как трагедию. Да, здесь все действующие лица с изуродованной и больной душой. Сначала мне было не по себе от всего происходящего, но постепенно продвигаясь все дальше и дальше, начала втягиваться и искренне переживать.

Петя и Лиза – два больных человека. Да-да, Петя с самого детства со странностями, я бы даже отнесла его к некой форме аутизма, но утверждать не буду. Для него весь окружающий мир – театр. Люди для него – куклы. Честно, я даже с большим трудом могу воспроизвести его взгляд на мир. Он одержим марионетками, но здесь отдам должное – он мастер своего дела. А как же Лиза? Ну у нее синдром Петрушки… Но лично для меня – она, по большей степени, избалована тем же Петей. Их отношения – танец двух психов. Должна отметить, что просто отлично танцуют. Завораживающе.

Они были похожи на детей, что пережили оспу, выжили, но навсегда остались с изрытыми лицами. Эти двое стали жертвой особо свирепого вида любви: страстной, единоличной, единственной; остались в живых, но уже навсегда были мечены неумолимо жестокой любовью…

Странно, книга не отпускала до самого конца, но мне все равно чего-то не хватало. Словно от меня утаили что-то важное и это чувство до сих пор сидит во мне. В целом – хорошо, даже очень хорошо. Мистическая ветвь — украшает роман, но мне показалась лишней. Хотя она и удачно вписывается в данный «спектакль«С удовольствием познакомлюсь и с другими книгами автора.

Увидев на экране компьютера надпись «Книга закончилась», я закрыла вкладку браузера и прислушалась к внутреннему голосу. Внутри билось лишь одно слово — ПОТРЯСАЮЩЕ. На глазах во время чтения незаметно выступила влажная пелена, а губа рефлекторно была закушена. Давно я не встречала книг, которые настолько цепляли, что читаешь запоем, открываешь книгу на полчасика вечерком перед сном, а подняв голову, еле оторвавшись от главных героев, видишь на часах в темноте светящиеся цифры 05:57 am...

Но в любом ВАУ есть своё НО...

И тут это НО очень такое жирное в виде всей, твою дивизию, первой книги! Смысл ее существования вообще я осознала (и то лишь частично!) лишь закрыв книгу третью.

Недаром у Рубиной Дины Ильиничны образование музыкальное, консерваторское — от корки до корки вся трилогия просто изобилует музыкальными терминами, описаниями, с первой и до последней страницы она звучит оперными ариями, канареечными овсянками, моцартовским «Реквиемом», «Розамундой» Шуберта, «Блудным сыном» Бриттена, Стаканчиками граненыя, бешеной акустикой отдаваясь где-то в глубине читателя.

И да, первый том — это тот самый оркестр, начинающий английским рожком, подхватывающий фаготом, вступающий виолончелью... Всё это — лишь прелюдия к появлению Леона и Айи на главной сцене. Мне были совершенно непонятны резкие прыжки между поколениями вперед и обратно, в прошлое. Галопом по европам, быстро тут, немного там, здесь остановимся для неспешной прогулки по садам, потом опять быстро перебежим в военную Одессу, и задержимся в той самой подворотне... Хотя флэшбеки и флэшфорварды автору удались на славу, надо признать. Я видела каких-то картонных героев, особенно в Одессе, как набросок карикатуриста, черновик художника, сделанный карандашом или углем. Прорисованные жирным основные детали, выделение нужных, важных черт характера и прошедшей жизни. Но — то самое НО — всю нужность этой увертюры длинной в целый том понимаешь лишь в конце. А что если не осилишь? Не дочитаешь, бросишь, плюнешь? Это слишком серьезное испытание для читателя.

Но первая книга была прочитана, хоть и с легким недоумением и искренним непониманием «зачем». Признаю, было тяжело прорываться сквозь многочисленные природо-, музыко- и прочие описания. Язык Рубиной настолько кружевной и путаный, что некоторые фразы приходилось перечитывать раз за разом, чтобы в сложной структуре предложения понять его ускользающий смысл. Но mission completed, и мне воздалось сторицей!

Не буду разглагольствовать об отлично прописанной сюжетной составляющей с детективной линией, я бы сказала даже с линией триллера. Не буду рассуждать о косяках и гениальных решениях с разведкой, с переплетением судеб и прочее. Это и без меня сделают другие. Я скажу о том, что отметила для себя лично — о важном для меня.

Именно с первой трети второй книги пошла жара, мой личный кайф, искреннее наслаждение всем — историей, сюжетом, временными и территориальными прыжками, и языком — речью писателя!

*далее бессвязное восторженное бормотание, сквозь которую порой пробиваются восклицания «потрясающе», «шикарно», «до мурашек», «как сама там была», «слезы», «восхитительно», и в завершении громко «этот писатель просто создан для описаний человеческих чувств!»*

Впервые это я прочувствовала на собственной шкуре при чтении

На фоне двух семей, Дома Этингера и апортовых садов, есть еще одна, не менее важная, третья семья, коих тоже в книге аж пять представителей в разной степени присутствия — это тот самый притемненный Желтухин и его потомки. Именно Желтухин Первый, а потом и Пятый сыграли главные роли в интермедии между актами, именно они (и неоднократно!) послужили связующим звеном во всей этой шикарно поставленной истории.

Что меня обрадовало, от души, так это жизненность, с которой автор закончила книгу.

Ну а если и осталось пару нераскрытых тайн — какая в том беда Дому Этингера?

Дина Рубина со своей еврейской смекалкой уже второй раз подсовывает мне книгу, которую я за книгу посчитаю в самую последнюю очередь. Первая состояла из кусочков ее интервью, комментариев и баек под названием «Больно только когда смеюсь», вторая — из записей, годных для не очень хорошего блога о путешествиях еврейки по Европе и называлась по заголовку одного из таких путешествий «Холодная весна в Провансе».

Рубина очень живо и любовно описывает то место, в котором живет: все там поэтично и знакомо. все настолько своё, что можно написать историю, потому что уже давно миллион сюжетов переплетается друг с другом от ежедневных встреч с родными местами, особенно когда прогуливаешься там регулярно, так как состоишь в клубе собачников. В определенные моменты Рубину заедает хандра и знакомый турагент Саша собирает ей маршрут для путевки. За границей своей искусственно созданной страны находится страна не менее своя. Разве что в ее свойскости нужно обстоятельно покопаться. Знакомых по путеводителям названий тут будет перечислено не так уж много, зато фамильных смуглых носов, изогнутых задниц и других родовых признаков известного народа будет вдоволь. Сначала это будет сюжет-случайность, потом такие случайности станут закономерностями, обрастут тревожностью за историческую судьбу сверхдалеких предков и доведут писательницу до последней повести, где она уже явно будет в болезненном состоянии, но продолжать размышлять о путях евреев. Такие они — хотят иметь родственников, заполняют свои генеалогические древа, находят друг друга, дружески подмигивают, а в результате всё заканчивается успешной продажей кошерного вина или барахла со звездой Давида. Тоже мне туризм.

Каждая поездка — это скучнейшее повествование о том, как писательница искала сюжет о евреях в каждой стране, кроме Франции, где просто в дождливых декорациях читала отрывки из заляпанной книги писем Ван Гога. Вся Европа у нее становится декорацией для не очень-то живописных описаний. Но писательницей быть хочется, это уже привычка, поэтому в Нидерландах сквозной темой будет стрекот велосипедистов и раскрытые окна, в Германии — психологическая травма геноцида, во Франции — проблема разбавленного абсента, а в Испании — антисемитизм эпохи Возрождения. Всё это будет добавлено повторяющимися рефренами, только чтобы связать сложно смыкаемые друг с другом куски воспоминаний от поездки.

Путешествие чужака в чуждой стране становится в книге поиском своего — то ли родственников, то ли следов целых еврейских колен, то ли просто определенной формы гальки на мостовой из сновидения. Чудеснейшим образом Рубина находит всё, что искала, кроме умиротворения, которое обещает только чуждое семитской душе христианство. Так что соборы будет посещать только ее муж, и то — чтобы посмотреть картины знаменитых европейских живописцев.

Обычный блог или СМИ о путешествиях подсунет нам тысячу фактов о культурных стереотипах любой страны. А Рубина предлагает не факты, но истории со стереотипами страны своей. Это единственное, что может заинтересовать в таком произведении, потому что это подлинное личное путешествие, а не приторная экскурсия, где каждый участник получит одну и ту же дозу информации о стране с четким обозначением мест, где можно сделать фото на память. Рубина слышит в каждой стране особое звучание и превращает свой язык в похожий на местный, своим для иностранцев он так и не становится, не становится он и общим для ненадолго сдружившихся людей. Найденные родичи тоже своими не станут. Своя только история, потому что она практически никогда не состоит из фактов. Вся наша жизнь состоит именно из историй, личных, местных, становящихся культурными стереотипами и получающими название истории общей. А факт, что факт? Факт умирает в тот же день, когда его узнают. Пожалуй, это такая же вот мертвая книга, потому что в ней поэтическое, писательское пыталось жить в обрывках декораций, не обретших на страницах единого образа, кусочков безобразных фактов.

Это красивая зарисовка о городке, в котором жила Д. Рубина — в пустыне, на горе, напротив арабской деревни. Стиль истинно рубиновский — ярко, образно, красиво, слегка вычурно. Это не рассказ, поэтому сюжета, интриги нет, но есть динамика в повествовании (горизонтальная, скажем так), есть интересные люби — кроме автора и её собаки мелькают и другие колоритные личности — муж, соседи, араб-уборщик... Приоткрывается завеса и мы заглядываем в жизнь автора (конечно, беллетризованную), но тем не менее условия жизни, распорядок дня, некоторые привычки — лично мне было интересно.

Эта повесть своеобразно продолжает цикл Дины Рубиной о «странных людях». В данном случае ГГ — фанатка воздухоплавания, которую судьба забрасывает в США, на работу во вроде бы заурядный салон красоты — в котором она знакомится со многими неприглядными сторонами современной жизни и традиций...

Читается на одном дыхании. Многие вещи шокируют, многие — внушают веру в человека.

Знание материала — на очень высоком уровне. Язык волшебный. Читал с удовольствием, но сомневаюсь, что буду перечитывать — очень все как-то печально.

Замечательная и пронзительная повесть. Прочитала на одном дыхании. По сути, это коротенькие, выхваченные истории людей, рассказанные русской эмигранткой, живущей и работающей в Нью-Йорке. Эмигрантского быта здесь мало. Хотя, если подумать мы все эмигранты на этой грешной и волшебной земле. Эти истории о любви, очень разной и очень плотской. Тот случай, когда любовь это не вздохи на скамейке, а действия. Плоти в книге прилично, ведь героиня мастер по депиляции и за свои трудовые будни видит много разного человечсеского тела в разных подробностях. Это истории о калеках, инвалидах любви, потерянных в себе и в мире.

Рубина как всегда, мастерски умеет описывать места. Здесь и Россия, и Украина, и Канада, и Америка. После всех описаний хочется бросить всё и отпрвиться путешествовать, тобы увиддеть все описываемые красоты. А еще у Рубиной всегда есть погружение в занятия, увлечения, профессию героя. В Бабьем ветре — это профессия косметолога и пилот воздушного шара. Эта повесть «ниже пояса и выше облаков»

Среди моего окружения есть те, кто, прочитав всю «Канарейку», с восторгом и пиететом говорят о первых двух книгах, а о заключительной части трилогии упоминают с неким снисходительным оттенком — дескать, в «Блудном сыне» уже и язык немного другой, и всё более легковесно и приключательно, и вообще кажется, что эта книга написана уже под заказчика. Ну-у, не знаю. Вот у меня такого ощущения ни во время чтения, ни после того, как перевернул последнюю страничку ридера, не возникло.

Вообще это не просто трилогия, а некий триптих, состоящий из трёх отдельных, пусть и связанных идейно и сюжетно, произведений (недаром автор и издавала их не целиком, а по очереди по мере написания отдельными книгами. И раз это отдельные книги, то и энергетика у каждой книги может быть чуть иной, немного отличной от предыдущей или последующей части трилогии. Но вот, как в триптихе и должно быть, каждая отдельная картина представляет собой и раскрывает только какую-то одну часть общего замысла — так и у Дины Рубиной, каждая отдельная книга трилогии несёт свою смысловую нагрузку, выполняет свою задачу.

Третья заключительная часть канареечной серии в сравнении с предыдущими конечно выглядит и более приключенческой, и более романтично-любовной. Однако никаких проигрышей по части литературного писательского языка нет и в помине — литературная конструкция по-прежнему легка и крылата, точна и сочна, колоритна и изящна — сразу понятно, что автор мастерски пользуется этим своим литературно-писательским инструментарием. Однако помимо чисто событийно-приключенческо-романтических ходов и линий автор не забывает о генеральной идее всей трилогии — библейско-евангельской притче о возвращении блудного сына. И потому те сюжетные финальные ходы, которые было показались и мне чуть нарочито драматизированными и педалированно романтизированными, в итоге стали необходимыми деталями общего сквозного замысла и литературного решения — умного, красивого, пронзительного и чистого.

Браво, Дина Ильинична! Вновь в который уже раз склоняю голову...

У меня осталось очень противоречивое чувство после прочтения этой трилогии.

В каком-то интервью сама Дина Рубина утверждает, что считает глупым деление литературы на «мужскую» и «женскую».

Тогда давайте так.

Существует такой прикол. Женщина и мужчина купили по новой сумке. Женщина вспомнит и какие ручки, и как подкладка идет к новому шарфику, и какие туфельки подходят к обнове, и так страниц на 10. Мужчина же ограничится «Купил сумку. Удобная».

Так вот, если делить литературу на женскую и мужскую по такому критерию, то трилогия «Русская канарейка» — это очень, очень, ОЧЕНЬ женское произведение.

Что меня неприятно поразило:

1. Нежелание автора как-то разделять что же в книге важно, а что — «занавесочки». Сколько раз история прерывается на ветку за окном, чирикающего воробья, апортовые яблоки и т.д. и т.п. Если учитывать, что текст и так перегружен «руками-певуньями», «черной комой» («Черной«! Нет, а что, есть «белая» кома (мед термин)?!), «разными грудками», «грудками-выскочками» и прочими плодами фантазии и словотворчества... Иногда мне хотелось, чтобы меня пожалели...

2. События первой книги охватывают поколения семей Этингеров и Каблуковых. 20-й век вообще был богат на потрясения и тяжелые испытания, но ни одной даты вы тут не найдете. Когда ездила в Вену Барышня? Из какой страны эмигрировал Леон в 12 лет? Был ли тогда еще СССР или уже не был? Автора такие мелочи не интересуют, что лишает историю известной доли драматизма.

3. Герои « с придурью», иначе не скажешь. Пример: 3 женщины, в которых Леон был влюблен.

- Габриэлла. Первая любовь, первая любовница. Вышла замуж за лучшего друга Леона, родила другу 3 детей, но до конца жизни так и не могла определиться что лучше « вчера видел раков по пять рублей. Но больших, Но по пять рублей... а сегодня были по три, но маленькие, но по три...».

- Николь. Наследница венецианских банкиров, которая постоянно падала в обмороки на концертах Леона. Врачи бедной богатой девочке были не по карману... А ведь, может, это лечится?

- Айя. Глухая сирота, гениальный фотограф, читает по губам на нескольких языках и так же выучилась на этих языках говорить. Скитается без гроша в кармане, не ест по полтора дня, подсаживается к богатым отдыхающим и просит покормить, платить, правда, натурой отказывается, педикулез. И поверьте, если бы тут был спойлер, здесь было бы в 3 раза больше информации про «бедную Лизу».

4. Избирательные умственные способности. Посмотрите как ловко манипулируют умняшкой Леоном. Он перехитрить всяких злодеев может, что проделывает с особым апломбом, а израильская разведка, на которую он работает, легко водит за нос его.

5. Та самая разведка, самый надежный способ сообщить супер секретную информацию которой — отправить открытку на имя жены бывшего министра обороны... Да, не говорите, 21-й век...

6. Опереточные злодеи. «Дядя Фридрих»...

В общем, это очень женское чтиво, где градус пафосности стоило бы понизить.

Если бы герои умели посмеяться над собой!

Увы...

Рубина, оказывается, умелый манипулятор!

Как я могу обидеть бедняжку Леона после всех его горестей? Оно мне надо чтобы меня называли бессердечной и неспособной на сочувствие?

В общем, исключительно заботясь о собственной репутации и не желая хвалить произведение, которое мне не понравилось, скажу только одно — прежде чем возьмете в руки эту книгу спросите себя: а любите ли вы слезливые мелодрамы?

Я, как оказалось, нет.

«Голос» читается легче, чем «Желтухин», предыдущая часть трилогии «Русская канарейка».

Но от этого, как говориться, не легче...)))

История любви Леона и Айи совсем не убедительна, ведь герои у Рубиной, мягко говоря, эксцентричны.

Леон Этингер — весьма занятный персонаж, которому бы, ИМХО, не помешала бы способность посмеяться над собой и критически оценивать собственную запредельную крутизну. Он вне времени, выглядит на 10 лет моложе, пламенный израильский патриот, сотрудничающий исключительно по идейным соображениям с израильской же разведкой, спасает мир от угрозы третьей мировой, да еще и ядерной войны, но это все под прикрытием. А в реале он — редкий голос («один на миллионы!»), востребованный оперный певец, фанат дайвинга. задерживает дыхание на 7 мин, полиглот и пр.

Его похождения во время секретных миссий без гомерического хохота воспринимать невозможно. Такое позерство! Игра на грани фола! Риск ради риска! Или вот, к примеру, отправить супер секретные данные, написав их на открытке, которую отослал тетке в Израиль. Если что — тетке, которая замужем за каким-то чином в израильской же разведке, о чем прекрасно известно всем, включая всю Сирию.

Ну конечно, в ХХI веке было бы странно использовать для той же цели электронную почту, где ты можешь представиться и шейхом Бахрейна, и школьницей из Киото, и при наличии определенных знаний тебе даже поверят!

Айя оказалась Леону под стать. Глухая сирота, гениальный фотограф, способная читать по губам чуть не на всех языках мира, которая скитается по всему миру, которую чуть не убили в Бразилии, изнасиловали, она забеременела от насильника, у нее был выкидыш...

Да я уже сама устала писать, что такое за уникум наша Айя!

Станиславский был умный мужик!

И говорил он:

Не верю! (с)

«первая книга трилогии Дины Рубиной «Русская канарейка», красочной, бурной и многоликой семейной саги»

Как говориться, аннотация не соврала!

Красочно?

Да не то слово! Представьте себе, что в обычном разговоре вы могли бы обойтись 1 предложением, но учитывая «красочность», у Рубиной вы прочитаете 4 абзаца с той же смысловой нагрузкой. Венские крыши как юбки с воланами, соцветия каштана как сливочное мороженое, «сердоликовые» глаза меня уже просто бесили (раза с десятого), «золушкина ножка», «разные грудки», есть и менее экзотичные, но и они надоедают очень быстро.

Бурно?

История ХХ века вообще может характеризоваться как ОЧЕНЬ бурная. Но, к сожалению, Рубина пишет так расплывчато, что привязать события из жизни семей Каблуковых или Этингеров к реальным историческим реалиям крайне сложно. По косвенным признакам, да плюс-минус 4-6 лет. Тем не менее, непонятно когда же Барышня побывала в Вене, маленький Леон переехал на ПМЖ в Израиль и т.д. О семье Айи и вовсе ничего понять не удастся.

Но бурной может быть и личная история. К сожалению, трилогия «Русская канарейка» — это не семейная сага, но любовный роман с элементами пародии на шпионские детективы. Именно «Желтухин» еще более-менее подходит под описание «семейной саги», но даже учитывая большой объем книги, делаем поправку на «красочно» и получаем заготовки для будущих небольших повестей, возможно, добротных рассказов. Однако персонажи не оживают. Слишком сухо, как в личном деле.

Многолико?

Опять-таки, очень! И если вначале случайных персонажей мало, то к финалу будут появляться картонные поделки, нужные на 2-3 абзаца для того, чтобы рассказать анекдот из их якобы жизни. Все это мельтешение исключительно ради того, чтобы в следующей части — «Голосе» — рассказывать о похождениях «последнего из Этингеров» Леона.

И еще, если уж трилогия разделена на 3 части, почему в них нет какой-то логической точки, окончания? О поддельной полоумной бабке в ювелирном магазине из первых абзацев читатель до самого конца «Желтухина» так и не услышит.

Слишком многословно и мелодраматично.

На любителя.

Пы.Сы. Я упоминала, что меня совсем не интересует на какой такой образ онанировал в юности Яша Михайлов, будущий пламенный революционер? Избаьвте меня от подробностей!

Вспоминаю и вижу. Женщина в чёрном пальто и чёрной шляпе бежит по ступеням набережной сквозь снег. Алый шарф развевается. Женщина похожа на писательницу, и прекрасный миг непонимания освещает её немолодое лицо. Не понимаю и я. Ведь рассказ вспоминаю, не фильм. Не было за этими кадрами операторов и режиссёров, гримёров и осветителей, этого обычного кино-табора. Была одна женщина и немного слов. Не только в кино могут быть слова, но и в словах может жить кино.

Но ещё больше меня другое зацепило. Сравнение из разговора о любви. Не хочу цитировать, простите мой упрощённый пересказ.

Постоянно вспоминаете, что с верхней полки давно надо пыль стереть, но всё время что-то отвлекает. Когда же, наконец, забираетесь наверх, то находите забытый цветок. Его давно не поливали, и он уже засох.

Острое чувство – про меня. Но когда? Кто? Было? Будет? Предсказание? Да минет меня чаша сия, господи…

Несмотря на большую любовь к творчеству Дины Рубиной, читая первую треть этого романа, мне хотелось закрыть, бросить эту книгу и вспоминать о ней, только приводя примеры неудачных работ любимых авторов. Какие-то разрозненные куски, на первый взгляд, не объединенные общей идеей... Но затем я вчиталась, втянулась, мне стало интересно, начали нравиться герои. Им стало можно сопереживать. И в итоге оказалось, что это совсем не слабый роман, и совсем еще не коммерческий. Для меня, скорее, это книга о «своем месте на Земле» и о вере. Конечно, подкупает и искренность автора, ведь Рубина здесь пишет о себе, и она — не только писательница N., но и другие герои.

Как всегда, радует и восхищает «фирменный» язык Дины Рубиной — при всем желании, оторваться и «выплыть» из этих описаний очень сложно, книга читается быстро, она, несмотря на (лично для меня) «скучность» первой части, очень яркая. Но перечитывать роман я вряд ли буду. Возможно, мне просто не очень близко то, о чем эта книга.

Стоит ли ждать весёлой истории от начинающей стареть неудачницы, работающей корректором. И остальные исходные данные не слишком обнадёживают. Действующие лица – писатели в доме творчества. А есть такое мнение, что писатели самое интересное для бумаги приберегают, а их жизнь и речи – скучны. И, наконец, последний персонаж, заглавный интеллигент, оказывается сексуальным маньяком. В общем, веселого мало. А рассказ, вопреки всему, получился забавным, и вы много раз улыбнётесь, его читая. Но только признаешь рассказ весёлым, так сразу грустные нотки начнёшь различать, к концу они сольются, прямо-таки, в музыку вселенской грусти.

Писатель может написать весёлый рассказ или написать грустный рассказ. Но и тот, и другой не будут правдивы. В жизни весельё и грусть перемешаны и неразделимы. Как в прозе Дины Рубиной.

Чтение этого романа внезапно напомнило мартингарднеровскую инструкцию по прохождению лабиринта — нужно прикоснуться рукой к стене и идти не отрывая руки и ставя метки на поворотах и перекрёстках, следуя всем изгибам лабиринтской метрики. Вероятно эта тесейско-минотаврско-критская ассоциация возникла из-за манеры Дины Рубиной описывать детально и подробно буквально все-все завитушки сюжетного пространства, куда бы не бросило персонажа в данную минуту: если это какие-то воспоминания, то нам расскажут все предыдущие события пошагово и поминутно, если это рефлексия героя, то мы насладимся ею сполна и по завязочки. Иногда казалось, что Автор так и не приступит к повествованию в его основном сюжетном стволе, расписывая каждый отдельный листочек будущего громадного дерева до самой тоненькой жилочки-прожилочки и до самой мелкой букашки, пасущейся на этом листочке. Однако такая неспешность и дотошность романессы оказалась вполне оправданной (и не только в отношении этого второго романа трилогии, но и всего трёхтомья) — зато читатель получает настолько законченный и живой портрет главного героя, да и всех остальных персонажей тоже, что кажется —знаешь этих людей практически братским знанием, словно вырос вместе с ними на одном дворе и выел не один мешок соли.

Если говорить об энергетике книги, то Дина Рубина умело её организует и управляет всплесками и сгущениями энергетических выбросов и вбросов, закручивая сюжет то туда то сюда и отправляя своих персонажей в самые остросюжетные и горячие места и точки, пунктиры и многоточия — отчасти даже элементы боевика и триллера встретятся нам на тернистом читательском пути.

Однако, что за сильнодействующий роман без каких-либо любовных коллизий и перверзий? И потому будут вам и коллизии, и перверзии (только не в сексуально-патологическом смысле этого термина), и страсти и мордасти.

Ну, а про шпионскую и политико-детективную составляющую этого романа даже и говорить не нужно — в аннотации нам намёки сделали и потому мы готовы следовать за агентурно-разведывательными событиями романа в самые разные точки планеты.

Писатель сродни кукольнику. И когда лепит героев своих из обрывков того-сего, как куклу из клочков газеты, соединённых в безликой массе папье-маше. И когда вдыхает жизнь в кукольные свои персонажи, и они чудесным образом начинают двигаться, говорить, обольщать и разочаровывать. А уж когда добирается до читателя…

Вот беру я книгу, спокойный, неторопливо размышляющий о чём-то своём. Проходят считанные секунды – и вот уже во мне не мои, а внушённые писателем, мысли и чувства. И хмурюсь я, и улыбаюсь, как будто за невидимые нити меня дёргают. Чудо? Нет, ремесло скорее. Дина Рубина – великая умелица в искусстве манипулировать читателем. И секреты мастерства не скрывает. Как уверенный в себе кукольник, выходит она к зрителям и все видят, что одна кукла на руку надета, а другая на ниточках подвешена. Если приглядеться, можно всё романное устройство увидеть. Прочти «Синдром Петрушки» и пиши романы сам. Всё объяснено, осталась сущая малость – талант и труд добавить.

Но у каждого своя золотая нить, и в пьесе, задуманной на небесах, роли писателей редки. Зато читателем стать легко. А когда читаешь хорошую книгу, особенно ясно понимаешь: нити у нас разные, а небо – на всех одно.

Как обычно, Рубина захватила с первой-второй фразы. А, может быть, уже с заглавия? Весь зачин я погружался в многажды испытанное, но не приедающееся удовольствие встречи с хорошей прозой. И вдруг в основной, венецианской части высокая вода высокой литературы стала спадать. Мне трудно было поверить, что такое происходит с любимой мной Рубиной в любимой мной Венеции. Но показалось, что я угадываю развитие повествования и писательские приёмы. Вижу руки фокусника. Начал я разочаровываться и даже обижаться. Стал рассуждать, а не стали ли мы повторяться – она как писательница, а я как читатель, и не пора ли отдохнуть друг от друга. Спасибо Рубиной, которая не дала мне много времени на такие мысли. Вода вновь прибыла, и на этой высокой волне меня принесло к финалу. Фокус опять удался, да и фокус ли это? Какая разница, ведь я вновь обманываться рад.

Настоящий писатель способен на чудеса. Берет он кусок собственной жизни. Не лучший кусок, какой попало. Или даже худший, неудачный, на выброс. И делает из него рассказ, повесть, роман. Или даже карнавал. Несколько деталей, несколько сильных штрихов – и вот очередной персонаж кружится в ярком хороводе. Мы уже знакомы, видим его, слышим, можем с ним поговорить. Обычные люди, ставшие литературными героями, напоминают нам о своем (и нашем) гордом звучании. В этом городе героями становились и Иисус и Магомет. Совсем уж древние фигуры на горизонте пританцовывают. Иногда кажется, что самого бога Иегову можно разглядеть. Ведь это карнавал в Иерусалиме.

Советская глубинка. Конец сталинской эпохи. Провинциальные отголоски дела врачей-вредителей.

Есть такие времена (в определённых местах), которые просто подталкивают человека к подлости. Однако, вряд ли, опытный, поживший читатель из этого рассказа узнает что-то новое о человеческой подлости. А, вот, о человеческой доброте – может.

Поначалу изумлялся тому, что иронии в рассказе может быть больше, чем слов и букв. Но к концу ирония почти пропала, и всё стало очень серьёзно.

Не опасаюсь сочинить спойлер про Рубину. Для этого, как минимум, надо уметь писать как Рубина. Поэтому заявляю смело. Это рассказ о национальном самосознании. Но не только. А многократно упомянутый Шлицбутер так и не появится. Но он важен. Так же, как и яблоки из его сада.

Несколько раз на протяжении короткого рассказа Дина Рубина обещает не описывать гобелен. И каждый раз ещё про один кусочек рассказывает. Как будто луч фонарика скользит по ночной стене, то мельницу выхватит, то ручей, то оленя, то оленёнка. В результате мы видим весь этот коврик над постелью, привычную принадлежность небогатого жилища. Попутно кусочек за кусочком раскрывается и жизнь героини — обыкновенная, как настенный коврик. Нет в этом рассказе трагических неожиданностей, частых для Рубиной. Нет надлома, надрыва, разворота. Спокойное повествование, красивое построение. Мастер-класс от признанного рассказчика. Доказательство того, что и обычная судьба достойна пристального интереса. Почему нет? Разве наши судьбы сочинены и рассказаны не мастером? Известным мастером. Жаль, у Него рассказы короткими получаются.

Немудрёный инструмент тамбурин-тарабука. Что на нём сыграешь? Тем более, если тамбурин воображаемый. Но Дина Рубина – настоящий виртуоз. А мастер-тарабука может и на таком инструменте сыграть абсолютно всё. Счастье и трагедию. Любовь и предательство. Такого наслушаешься, в такие заколки своей души заглянешь, что отшатнёшься в страхе и уши заткнёшь. Нет, могуч тамбурин, силён мастер-тарабука. Только музыка у него получилась больно грустная. Обхохочешься.

Это седьмой роман Рубиной. Возможно, самый лучший. Не верю астрологам, но счастливость семёрки как-то ощущаю. Особенный главный герой. Чаще у Рубиной в центре женщины, за которыми легко угадать писательницу. Здесь мужчина. Не прост он, Захар Кордобин. Умный, талантливый, обаятельный, с изысканным вкусом. Мошенник, мистификатор, пират. Пират по генам, по духу, по судьбе. Интереснейший образ, который не затеряется в многоликой и неохватной мировой литературе. Его долго будут обсуждать и простые читатели и литературоведы. Разумеется, главный герой – это не весь роман. Как под любой обложкой у Рубиной, здесь прячется толпа персонажей, колоритных и запоминающихся. Хватает и женщин, причём их роль для героя и романа судьбоносна. И белая голубка (blanca paloma), совсем не зря вынесена в заглавие. А живопись? Разве не из главных героинь, разве не женщина она для русского уха? Для чуткого сердца в этом слове любовь, страсть, ревность, измена, трагедия (все женщины, заметьте).

Изменчив этот роман. То триллером он предстаёт, то исторической хроникой, то семейной сагой, то искусствоведческим эссе. Но везде захватывает и очаровывает. Понимаю, что не всем понравится. Мы разные, и это славно. Были бы все люди одинаковые, пропали бы интересные романы. Но сейчас мне хочется порадоваться со всеми читателями. И с теми, кто уже прочёл, и с теми, которым эта радость ещё предстоит.

Небольшие «семейные» рассказы эти читались легко. Местами грустно, местами иронично и с легким юмором. Трогательные и домашние.

Дина Рубина так рассказывает о своих путешествиях, что хочется броситься за ней следом. Даже если уже бывал в описанных местах. Она такие детали разглядит и так точно, несколькими штрихами, их обрисует, что сидишь и ругаешь себя: «куда смотрел, зря только ездил». Нет, положительно, турагенства должны Рубиной приплачивать. Эта книга об Испании. Я во многих странах бывал, а вот в Испании не довелось. Начинал читать с мыслью, вот сейчас меня сагитируют. Ан нет. Путешествуя по испанским городам, писательница вспоминала мрачные страницы их истории, и города эти не казались ей, а вслед за ней и нам, такими уж привлекательными. Читать интересно, но рваться немедленно в Испанию, вроде бы, и не надо. Ну и хорошо, думаю, одной заботой меньше, да я и доплачу ещё, чтобы бой быков не видеть. Но нет, и в этом случае турагенствам надо раскошеливаться. Заканчивал читать я с ясным ощущением: Испания удивительная страна, с особым типом красоты. Того, что я там увижу, мне в других местах не покажут, того, что я там переживу, я нигде не встречу. Рубина, как всегда, убедительна и неумолима.

О чём бы Дина Рубина не рассказывала (пусть даже про обычную прогулку с собакой вокруг дома) это увлекает. Но эта книга не о пустяках, она о Винсенте Ван Гоге. Нелегко найти другую столь же великую и столь же трагическую фигуру, столь же достойную пера мастера. Путешествуя с потрёпанным томиком «Писем Ван Гога» по залитому дождём Провансу, писательница иногда читает нам вслух, иногда пересказывает эти письма и размышляет. О верном брате Тео, о Гогене и Сезанне, о городах, деревнях и природе южной Франции. Но больше всего, конечно, о Винсенте. Об этом безумце с ясным и проницательным умом, о редком труженике, не сумевшем заработать на кусок хлеба, о человеке, отдавшем всю душу людям, но не подружившимся, и даже не ужившимся ни с кем. Во время всего путешествия небо Франции плачет, и вся книга – это реквием по художнику. И ещё. Эта книга о неразлучности прекрасного и ужасного, и о нашем мире, так мало приспособленном для талантливых людей.

Это очень теплая книга. Она прогрета солнцем юга и теплом души Дины Рубиной. Я никогда не жил в Ташкенте, моя юность прошла на северном Урале, но, каким-то чудом, она описана в этом ташкентском романе. В нем пестрое и весьма многочисленное население. Некоторые персонажи показались бы невероятными, не будь они столь жизненны. Многих из них нелегко назвать хорошими людьми. Но у писательницы хватает любви на всех, и это еще одно чудо книги. Не последнее, но остальные, уверен, найдете сами.

Про зеркала. Про такие, что отдают больше, чем берут. Писатели знают толк в таких зеркалах. И Рубина настоящий зеркальных дел мастер. Показывает одного человека, а за ним толпа – родственники, знакомые, страна, эпоха. Показывает цирк, а отражается мир. Или наоборот?

Пролог. Акт первый. Выход главного героя

Чем-то этот роман оказался (показался?) для меня похожим на чудаковскую «Ложится мгла на старые ступени...». Вероятно теми же экскурсами в прошлое, такой же историей необычного рода, дотошностью и точностью воспоминаний/описаний примет былого, интимностью рассказа о каких-то сугубо внутрисемейных, а то и вообще очень личных событий и семейных реликвий, которые вне этой семьи никакой ценности не имеют и кажутся барахлом. Доверительной манерой рассказа, которая сродни чувству, возникающему при чтении чужих не тебе адресованных писем, или когда случайно оказываешься свидетелем полуинтимного разговора двух старинных близких родичей, не видевших друг друга несколько десятков лет и теперь непрерывно пересыпающих свои сумбурные воспоминания непременными и обязательными «А помнишь?» и ласково трогающих друг дружку за рукав или плечо, вглядываясь с ласковой нежно/бережной улыбкой в глаза напротив.

Там, собственно говоря, и никакого другого содержания-то и нет, в этом первом романе трилогии — нас просто вводят в курс предыстории и в нюансы жизни рода, а под конец знакомят с появлением наконец на главной сцене главного героя трилогии; а значит, всё рассказанное является только оплёткой всего повествования, только своеобразными литературными декорациями и только прелюдией в самому спектаклю — акт первый закончен, главный герой на сцене и все остальные персонажи вдвинулись вглубь полузатемнённой сцены, замерев там фигурами фона и оставив его, главного, в одиночестве стоять у рампы под взглядами зрителей/читателей — грядёт акт второй...

Дина Рубина давным-давно входит в мой личный список топовых современных русскоязычных писателей, и если брать только авторов-женщин, то она вместе с Людмилой Улицкой, Людмилой Петрушевской, Викторией Токаревой и Галиной Щербаковой составляет неизменный писательский квинтет любимых и почитаемых (и с недавних пор добавилась Ольга Славникова). Однако давайте сразу договоримся, что в зачёт идёт только литературное мастерство и писательский талант, а всякие там прочие нюансы мы сейчас отбрасываем.

И вот это отбрасывание, отсечение лишнего оказывается довольно важным моментом при чтении этого романа Рубиной. Потому что первые реакции на первые же страницы книги были скорее раздражительного свойства — ну вот жуть как не люблю людей, которые свалят из страны в силу того, что им не нравится в ней жить, и потом начинают кормиться в своём творчестве этой самой нелюбимой и отброшенной страной. И, что греха таить, такие мотивы мелькнули несколько раз в начале этого романа и настроили на критическое восприятие книги и не менее критическое отношение и к автору. Но ведь на то он и Мастер, чтобы выстроить литературный материал таким мастерским образом, чтобы и с этой скользкой темы уйти самому, и читателя взять буквально в плен своим литературным дарованием, своей непосредственностью и кажущейся лёгкостью стиля.

Книга написана очень живым простым русским языком — с вкраплениями простой разговорной речи, с какими-то новенькими и реальными словоформами из диалогового русского, со смелостью писать простые истины короткими простыми в буквальном смысле этого значения предложениями — подлежащее, сказуемое и глагол. Однако же этот простой русский язык почему-то обладает странным обвораживающим и притягательным свойством — читаешь и уже не хочется, чтобы роман заканчивался, а сюжет исчерпывался.

Сюжетная составляющая романа для меня была очень интересна, и неважно, есть реально такая организация «Синдикат» или это выдумка автора, зато важно, какими людьми, какими героями и персонажами населила Дина Рубина свою книгу — а то, что тут гарантировано есть вполне реальные и довольно известные люди, к бабке не ходи (взять хоть писательницу Марину Москвину, книгу которой про её «покорение» Аннапурны я уже читал и имя которой для себя запомнил навсегда). Все эти люди нам показаны и рассказаны посредством личного восприятия их главной героиней книги, которая по авторскому совпадению носит имя Дина и отчество Ильинична (хотя автор сразу нас предупреждает, что это вовсе не она, а лирический герой).

Книга у Дины Рубиной получилась одновременно и весёлой и не без грусти, и острой и отчасти сатирической и едкой, и одновременно сентиментальной и трогательной, и шухарной и серьёзной, и выдуманной и вполне реалистичной — таких дуальных пар применительно к роману можно подобрать множество и все они будут соответствовать сути книги. Так что отбрасывайте всяческие нюансы и просто читайте эту великолепную литературу.

Чудесная повесть. Перечитываю ее время от времени. Лекарство от плохого настроение, а главное, в индустрии ничего не поменялось.

Прекрасный роман. Завораживающий, завлекающий, мастерски сотканный из слов, оттенки которых подобраны столь точно и тонко, что дух захватывает.

Весьма посредственный рассказ очень похожий на пропаганду. Женская армия в нём показана в исключительно положительном ключе. Настолько положительном, что под конец удивляешься, почему в ней до сих пор не появились пони и радуга, а солдаты не побежали на поля собирать цветочки. Родители девушки-отличницы, вдруг заявившей им, что она хочет стать солдатом, относятся к этому так, будто она собирается на девичник. Сама тихая и скромная (как её описал автор) девушка-отличница относится к армии со щенячьим восторгом. Однако у читателя это всё вызывает только скуку.

Причиной тому бледный невыразительный язык повествования. Несмотря на обилие восторгов по поводу армии, текст остаётся на удивление неэмоциональным – пошёл туда, сделал то, ах, какая у нас заботливая армия…

Ни стилем, ни идеей рассказ не блещет, да и художественной ценностью, на мой взгляд, не обладает. От писателя, облюбленного российскими критиками и обладающего приличным количеством литературных премий, я ожидала большего. Намного большего.

Литературная модель галактики

Эта книга с первых строчек исподволь заманивает вас в зеркальную глубь, запутывая множеством отражений и отблесков. Тем не менее вскоре проступает четкая композиция, упорядочивающая и подчиняющая себе все события и лица данного романа. Главная героиня, Анна Нестеренко, или Нюта, переученная левша, пишущая зеркально, гений оптики и прочей физики, блестящая воздушная гимнастка, наделенная мистическими способностями ясновидения, чтения мыслей и подчинения своей воле окружающих, беспрестанно борющаяся с надвигающейся неотвратимостью... совсем не выглядит ни обладающей всеми этими потрясающими дарованиями, ни хотя бы живым человеком из плоти и крови. Действия и изобретения девушки, при всей их занимательности, не несут на себе и тени творческого упоения. Нет в Анне ни напряженности, ни стремлений, ни силы, ни чувств, ни-че-го. Прям этакий аналог сверхмассивной черной дыры, которая, невидимая сама по себе, легко обнаруживается благодаря своему воздействию на соседние объекты. Родители, друзья, любовники, знакомые, случайные прохожие — все они закручиваются вокруг спиральными рукавами или плетутся следом карликовыми галактиками. Их помыслы, поступки, волнения, страсть, любовь, привязанность, страх, зависть и ненависть направлены лишь на нее. Вероятно, именно поэтому никто из персонажей не смог вызвать у меня эмоционального отклика, Она и так в центре всеобщего внимания, иные же совершенно непривлекательны в собственной одержимости.

Вместо вакуума условное космическое пространство заполнено вязкой жидкостью, в которой плавают и кружатся все эти сверкающие искорки-звездочки. Тут можно обнаружить изобилие занятных и ярких образов: бытовые подробности деревенской жизни юга страны в советские годы, характерный русско-украинский говор, специфика проживания в коммунальной квартире и общежитии, головокружительные трюки и представления, детали циркового бытия и каскадерского искусства, особенности игры на фаготе и участия в оркестре, уютные улицы Киева и красочные городские пейзажи Европы и Северной Америки, ароматы арнаутской булки и вафель с молокозавода, звуки фортепиано и карильона, мелодия «Лили Марлен»... Во всей этой феерии улавливаются масса ностальгических мотивов и ноток, хотя кое-что отдает статьей из википедии. Никакой тоски по ушедшему в силу возраста и места проживания испытывать я не могла, так что все намеки на те самые цвет, вкус и запах благополучно прошли мимо. Но по-настоящему объединяет эти сценки их полнейшая сюжетная бесполезность. Почти все они предельно визуальны и на пару порядков лучше выглядели бы на киноэкране, чем просто в голове, и с равным успехом могут быть выкинуты, расширены либо полностью заменены чем-то иным. Со временем продираться через эти водяные каскады становилось все тяжелее, и под конец они уже стали значительно выбиваться из общей канвы истории и ощутимо раздражать.

А заключена вся эта прелесть в максимально приближенный к сферической форме икосаэдральный многогранник сюжета. Повествование отражается от одной грани к другой, плетя одновременно хаотичный и замкнутый узор. Отблески грядущего пляшут солнечными зайчиками по всему объему текста, поэтому ни одно более-менее важное событие не случается внезапно, всегда известно, что произойдет. С одной стороны, подобное тождество способностей главной героини и структуры самого романа встречается очень редко и потому чертовски любопытно. С другой, снижается степень интереса к происходящему, в какой-то момент, прервавшись, мне пришлось буквально заставлять себя вернуться к книге. Да и сами предсказания невыносимо прямолинейны: что увидено, то и случится. Всю дорогу в лоб одно за другим, ни тебе самоисполняющихся пророчеств, ни загадочной белиберды, смысл которой становится ясен слишком поздно, ни маломальской попытки изменить назначенную участь. И если остальные персонажи хоть вслепую и безуспешно, но пытаются, то Анна — несгибаемый образец стоицизма. Поэтому Хаген из Тронье в «Песне о Нибелунгах» восхищает отвагой и мужеством встретить страшный жребий с мечом в руках, а Нюта бездеятельно и кротко торчит стойким оловянным кактусом посреди песчаных бурь судьбы. Скукотень.

В сухом остатке же роман представляет из себя весьма плоский ландшафт. Персонажи и их взаимоотношения практически не развиваются в течение нескольких десятков лет, а действие лишено кульминации. Финал не только ничего не проясняет, но даже не добавляет никаких мелочей и частностей. Нам с начала уже известно, что она улетела, но обещала вернуться, повторением того же самого все и завершается. Ну и зачем тогда надо было городить полсотни страниц? Правда, исписаны они, конечно, знатно, язык здесь истинно прекрасен. В его искусной филиграни переливаются самоцветы метафор, один чудный орнамент сменятся другим, хотя попадаются и угольки бранной речи, украиноязычные диалоги по большей части остались для меня тарабарщиной, а некоторые пассажи оставили в замешательстве. Например, крайне резкие высказывания музыканта-фаготиста в отношении Екатерины II, Людовика XIV и барочной музыки неожиданно выставили его человеком, ни капли не разбирающимся в означенной эпохе. Однако, это единичные случаи. И все же никакие словесные изыски не способны скрыть содержательную пустоту. В идейном плане эта книга ничего не смогла мне дать, а окончание даже разозлило. Осталось лишь кружение блесток и обрывочных образов. «Почерк Леонардо» — красивая безделица, поначалу занимательная, но быстро утомляющая своей однообразностью. Встряхнув шарик и в последний раз вызвав к жизни искрящиеся вихри, безразлично отворачиваешься и оставляешь его пылиться на полке, тот час позабыв об изысканной игрушке.

Отдельного упоминания достойна великолепная озвучка аудиокниги. Три декламатора Вадим Максимов, Григорий Шевчук и Юлия Яблонская безукоризненно читают письма пожилого музыканта Сени, монологи бывшего циркача Володи и рассказанные от третьего лица главы Анны соответственно. Отлично подобрано музыкальное и звуковое оформление.

Язык, красочные описания, Петербург, местечковые типажи (как живые, ощущение что я их тоже видела и знаю «да, они именно такие»), прекрасная Испания — отлично!

А вот «шикарный мужчина» Захар не впечатлил вовсе, скажу больше — я его мужчиной вообще не ощущала. Мужественный сердцеед с женским взглядом на мир. Особенно это чувствовалось в описаниях прекрасного пола. Вроде почти по-мужски восхищается, отмечает пленительные нюансы и вдруг, как кнутом поперек хребта, язвительный комментарий по поводу какой то черты женской характера или внешности. Как плевок змеиного яда в сторону соперницы. Подумал так про себя и пошел дальше, вроде даже душу отвел. Это сильно сбивало. Ну и основная интрига, прямо скажем, подкачала, много притянутых за уши совпадений и очевидных ходов.

Неплохо, но перечитывать точно не стану.

Вот про художницу Веру у меня как-то не пошла книга.

Но это роман потряс и перевернул. Начнем с того, что он несет в том числе и образовательную нагрузку. Стаал немного разбираться в живописи, в течениях и отдельных художниках. Уже большой плюс))

после прочтения, кстати, посетила Испанский Монтссерат, где висят полотна Эль Греко...и прониклась еще раз гармонией книги. А финал, как всегда необычный)

Ооо...читала взахлеб, с момента публикации первой книги..потом быстро нашла вторую...а вот выхода третьей — «блудного сына» пришлось ждать больше полугода!

Это невероятная история, захватывает с самого первого момента. Ты сочувствуешь каждому герою, несмотря на вскрывающиеся неблаговидные на первый взгляд, поступки.

И концовка. Неоднозначная, и явно неожиданная. Некий хеппиэнд под приправой горечи.

Рубина на высоте!

Книги русскоязычной писательницы из Израиля, родившейся более полувека назад в столице уже несуществующей Узбекской ССР, пользуются на постсоветских просторах немалой популярностью. Эта книжка в мягкой обложке, выпущенная тиражом 25000 экземпляров – переиздание романа, вышедшего всего-то полугодием ранее. Но сложилось так, что реалистическая проза Рубиной проходила мимо меня… А вот роман с фантастикой дошел! Открытия (даже маленькие) делать приятно, открыл для себя «классного профессионала», мастера стилистической игры и знатока человеческой психологии. «Хороший писатель всегда врун…» — это высказывание самой Дины Ильинишны. Хорошо «наврала» она в «Почерке Леонардо»!

Киевлянка Мария Кирилловна Нестеренко, в тридцать четыре года так и не ставшая матерью, удочеряет «скелетик в трусах» Анютку, не подозревая о последствиях импульсивного поступка… А какие гены заложены в девчушке её отцом – пятнадцатилетним пацаном, вроде бы сыном самого Вольфа Мессинга, и матерью – тридцатишестилетней библиотекаршей, выясняется не сразу… «Невыносимый ребёнок» читает и пишет справа налево, без ума от зеркал, с детства «видит» своё и чужое будущее…

Книга заинтересовывает сразу, повествование – перемежающееся/пере- крещивающееся – не отпускает до самого конца. Ведь роман не только о левше Нюте – о жизни в Жмеринке, Гурьеве, Киеве, Франкфурте, Монреале, Вермонте… О музыке («настоящая музыка – настоящая тоска»), о цирке – как «смачно» пишет Рубина о жизни цирковых (хорошие у неё были консультанты)!

Нюта так и не назвала Машу мамой, эта «зеркальная девочка» не стала красавицей, но её тело амбидекстера — «безумно талантливо». Толчок к тому дала нянька Христина, на седьмом году жизни Анюты «перелицевавшая» её (насильно заставившая равнозначно работать обеими руками). Имея возможности «большие, чем требуется человеку для счастья» (со своим «зеркальным тоннелем внутри лба»), Нюта-неприкаянная не находит ничего лучшего, как стать цирковой артисткой. А в цирке не зря стала крылатой фраза «Один день в неделю – для встряски организма – надо не пить»! Обладая с детства неутолимой жаждой к непрерывному постижению, Нюта все же решает: главное – цирк! При всей расположенности к физике, теории Эверетта, М-теории струн («Ё-моё! Вот мозги у девки! »)

Всегда «стремясь прочь», Нюта в цирковом училище «зависает», проходя жесткую и требовательную школу. И здесь книга Рубиной напомнила роман «Vita Nostra» Дяченко… Сама выбирая, кого любить, Анна бросает молодого, красивого циркового мужа, уходит к старому, седому, неприкаянному лабуху Сене… Почему? Да просто это «её мальчик», ну не срослось сразу…

Хрупкий и жутковатый дар начинает приносить неприятности – неправды не говоря, комфортным человеком не станешь… Нюту считают «ведьмой», участь свою она принимает, понимая – изменить ничего не сможет… Демиург хочет остаться человеком…

Как живописует Рубина еврейское лето в Жмеринке — какая фактура! Не со всеми её пассажами могу согласиться, это из Иерусалима легко говорить (устами персонажа) о бывшей родине: «Власть всегда будет разбойная, потому что земля такая…» Просто «ошибочка» автора, сродни другой, технической: «система охлаждения заправлена соляркой»…

Став разработчиком иллюзионов/фокусов, Анна Нестеренко/Стрелецкая от массива чужих мыслей старается убежать – на мотоцикле, поезде, самолете. Но от мыслей собственных не убежишь… «Для чего я?» В гроб вогнала приемных родителей, радости принесла мало кому, одни неприятности. «Я просто зеркало… Мне не позволено ничего исправить…» Да-да, но… Не жалеть никого ради истины – тяжело… Что ж, выбор есть выбор, Анна «на середине моста вздёрнула мотоцикл на дыбы и, вылетев поверх ограды, понеслась по зеркальному коридору»… Откуда только силы отказаться от «дара», отринуть навязанный дар небес…

Но куда понеслась? Тут начинаются разночтения. В другую зеркальную Вселенную (согласно давней идее некоего Эверетта)? Но что внесёт в повествование эта «дурная фантастическая струя»? Бесследно исчезла довольно известная женщина, улетела по небу на мотоцикле… Уж лучше парапсихологию приплести, «мистику»! Но роман Рубиной совсем не мистический, реалистический (почти)… А в романе героиня не может исчезнуть без следа. Такое только в жизни случается… Так что Сеня встречается с Анной ещё раз…

Это книга, как, собственно, и всё, написанное Рубиной — для любителя атмосферности, точных деталей, ярких портретов, сочных диалогов. Поэтому это — мой автор ))

«Желтухин» очень хорош, на мой вкус, тем, что в нём (да ясно,что и во всей саге) нет чёткого деления на главное и второстепенное. В конце концов, всегда ли мы способны отделить «зёрна от плевел»? И вот случайный, казалось бы, персонаж обретает неожиданную значимость, а мелкая деталь обретает важную роль. Удивительные переплетения судеб, странные параллели, загадочные встречи и исчезновения... Казалось бы — реализм, но проглядывает сквозь повествование и мистика, и детектив. С огромным удовольствием прочитала за пару дней и непременно буду читать продолжение.

Да, в этой книге нет внятного сюжета, это роман-ностальгия. Блестящий язык оживляет и мои воспоминания... Картины альпийских лугов, цветущих маков над Чолпон-Атой волшебным образом перенесли меня на 50 лет в прошлое, в детство. Непередаваемое ощущение! Спасибо автору, нынче мало кто умеет писать настолько образно. Для меня это мастерство, эта поэтичность и точность прозы куда важнее сюжетной линии.

Скрупулезно выписанная история осколков интеллигентной ленинградской семьи, вывезенных из блокады в далекий и чуждый Ташкент. Становление большого художника – через трения с матерью, которую жизнь превратила в монстра, трогательную любовь к непутевому приемному папаше (нет, это не описка – неизвестно, кто из них для кого более приемыш), первые, но уже не детские несправедливости, жизненные перипетии, воспоминания и озарения.

Выразительный и трагический Стасик, приличный мальчик Леня, слишком цивильный для того, чтобы воспринимать его всерьез, основательный Дитер. Многослойность и многоплановость повествования, яркие второстепенные действующие лица – все это по-прежнему имеется в наличии, волнует душу и потрясает воображение.

И все же финал подкачал. Он слишком «голливуден» и предсказуем.

Считаю, что это лучший роман Дины. Замороченные кукольники в декорациях пред- и послевоенного Львова, относительно современных Праги, Берлина, Самары и Сахалина, средневековая легенда о Петрушке, плавно вытекающая из другой – о Големе бен Бецалеля (до этого лишь в романе Густава Майринка случалось читать о нем). Выбор между любовью к женщине и делом всей своей жизни. Борьба с гениальным, но зловещим творением за право быть единственной и настоящей – до клиники, до последней крови.

Бесспорно, проза Рубиной очень хороша. Страницы о Второй мировой – одна из самых стоящих вещей в ее книгах. Но все же от количества пафоса и постоянно подчеркиваемой богоизбранности семитов немного устаешь. Довольно много для души, но иногда – переизбыток эмоций. Хотя, справедливости ради, книжек, где герои способны так беззаветно любить, в русскоязычной прозе сейчас мало.

Шумиха вокруг ее имени случилась как-то внезапно и мимо меня (впрочем, как обычно). Роман «Почерк Леонардо» подвернулся случайно, в период острой ментальной жажды, когда было все равно, что читать. История жизни одаренной девочки-космополита, рассказанная тремя разными людьми, из разных стран и времен, заворожила. Здесь хватало грязи с «бытовухой», мракобесия и косности. Здесь правили бал сказочки о Вольфе Мессинге и сплетни — как основной сюжетообразующий момент; обязательные приличные семитские девочки (ну и мальчики, куда ж без них), по ходу действия выбивающиеся в люди; смешное «паточное» письмо некоего агента ЦРУ с претензией на литературщину и религиозные «иерусалимские» мотивы, уводящие куда-то за грань романа.

Но при всем при том в книге я увидела жизнь, изменчивую и разнообразную. Сквозной зеркальный коридор как важная часть повествования, «завязанная» на одной из многих способностей главной героини. Полное погружение в миры – «большой музыки», цирка и отчасти каскадерский. Течение времени, позволяющее перемотать жизни героев назад и рассмотреть с неожиданных сторон. Свет, прямой и отраженный, на протяжении всей книги. Потрясающе достоверные характеры – даже у персонажей второго, третьего, десятого планов. Да, это куда ближе к Прозе, как я ее понимаю. Думаю, когда-нибудь я перечитаю эту книгу.

Последней книгой Дины, прочитанной на данный момент, стала «Белая голубка Кордовы». Темка художников уже слегка поднадоела, поэтому гениальный копиист, наводнивший международный рынок почти совершенными подделками, был воспринят мною скептически. Притягательный для любой (в памяти воскрес «довольно красивый» Микаэль Блумквист из трилогии «Миллениум», смущенно хмыкнул и ретировался обратно), смелый, даже нахальный в отношениях не только с людьми, но и собственной судьбой главный герой. Богатейшие виды окрестностей Иерусалима (впрочем, уже знакомого по «Синдрому Петрушки»), Винница, блокадный Питер, цветущая Испания – Лос-Анхелес де Сан Рафаэль, Толедо. Семейные тайны, задворки балетного и художественного миров, скоротечные, какие-то подростковые амуры главного героя (и его предков). Как всегда, прекрасный язык. Но…

Довольно-таки неправдоподобное сказание о двух братьях и кубке, заставляющее «дона Саккариаса» метаться по земному шару, и «клюквенные» откровения его приятеля-искусствоведа о схронах Ватикана, кажущиеся особенно неправдоподобными оттого, что изрекает их убитый горем, практически бредящий человек. И очень, ну просто невозможно беспомощная для писателя такого дарования сцена побега не-пойми-от-кого в финале. Когда баламута приканчивают (опять же, не пойми кто), испытываешь едва ли не облегчение, оттого что эта многокрасочная и поэтичная жвачка наконец завершилась.

В «Человеке с бульвара Капуцинов» есть сцена в которой у Билли Кинга встают волосы дыбом после первого в жизни просмотра кинофильма — прибытие поезда. Так вот я, перевернувшая последнюю страницу «Синдрома Петрушки», похожа на Билли Кинга.

Нет, писательское мастерство Рубиной, ее умение плести словесные кружева, на высоте. Но книга буквально переполнена безумием, оно плещется через край, через страницы. Реальный мир почти отсутствует. Такое чувство, что действие происходит в сумраке чьего-то сознания.

Когда-то Лесной Царь увел в царство Лиссы мальчика. Но даже безумным хочется иметь пару. Мальчик вырос и увел за собой в царство теней девочку. Он стал Кукольником, она Куклой. Всегда вместе, всегда неразрывно связаны. И каждый одинок в своем персональном безумии.

А еще этот тревожный, обманчиво оптимистичный, финал!

В романе Дины Рубиной переплелось слишком много историй: циркачи, музыканты, каскадеры, жители коммуналки, зеркальные близнецы, амбидекстры, Вольф Мессинг... Иногда истории прерываются, а их хвостики-окончания запрятаны в других историях — порой в виде мимоходного упоминания «а помнишь такого-то.., так вот, он-то...».

Основных линий три: рассказ-исповедь мужа главной героини сотруднику интерпола, письма к ней от музыканта, играющего на фаготе, и непосредственный рассказ о героине. Зовут её Анна, Нюта. И она ведьма. Рубина приводит множество свидетельств её сверхъестественных способностей, и ни разу это у нее не вышло пошло (то бишь не напомнило Рен ТВ или битву экстрасенсов). Самой даже хотелось верить в зеркальные миры.

Книга очень живая, в основном, благодаря языку Рубиной. С персонажами по-разному. Сама Анна так и не представилась мне цельным человеком, хотя рассказчики все ее любили и расписывали только так... А вот когда она представала перед читателем непосредственно собственной персоной... основные мысли которой «скука» и «хочу туда, не знаю куда» — в общем, персонаж «не моего романа».

Зато есть множество колоритнейших типов, непонятно как ужившихся друг с другом на страницах одного произведения. Этим Рубина меня и покорила: умением оживлять героев. История каждого из них играет красками, звучит песней. Только с Анной перестаралась, переборщила, сделав её слишком потусторонней — потому конец романа оказался для меня предсказуем.

Как оказалось, эта книга — часть триптиха о таланте. Анна практически гений, но её способности — что-то неземное, данное свыше. Не думаю, что эта книга хоть как-то приблизила нас к пониманию гениальности.

Начал читать по многочисленным рекомендациям. Бросить захотелось уже после эпиграфа — не потому, что ненавижу кафку, а потому что сразу понял, что развернул литер. «антисовок». «Антисовок» — это, так сказать, изнанка соцрелизма, мир антиподов,построенный по принципу — все наоборот. Андеграунд непременно серый, убогий и неприглядный: бараки, сараи, мазанки, коммуналки, трущобы и т.д.и т.п. Герои — обязательно «маленькие люди» с бесперспективным существованием. По сравнению с ними дети подземелья и герои пьесы «НА дне» — завсегдатаи кафешантана. Благородные поступки обязательно на грани трагедии и должны вызывать чувство обреченности: продала последние сапоги и купила чужому ребенку простоквашу, когда собственные дети некормленые сидят и т.д. Обязательная часть антуража какие-нибудь зэки, списанные из старого советского кино. Да и вообще воспоминания в книжке списанные; судя по году рождения никак не могла автор помнить суровые военные годы и послевоенное лихолетье По какому принципу выбирался источник воспоминаний — можно только догадываться. Осмысленные впечатления дамы должны прийтись где-то на 60-е, а, судя по литературе того времени ( Стругацкие, например), мироощущение шестидесятников было совершенно иным.

Дальше. Скажите мне, вы помните КАКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ был продавец воды, сока, мороженого возле вашего дома или школы? Вы вообще национальность продавцов из детства помните? Потрясло, что автор абсолютно осознанно делит работников торговли на евреев и всех прочих. Нормальный ребенок на такое просто неспособен, ему эти взрослые глупости в принципе не интересны. Вот она, вековечная еврейская обида, которая занозой сидит во всех подобных опусах — маленькие хорошие евреи, которые делают людям добро, и которых все вокруг несправедливо травят и обижают. Ну, буквально у всех есть подобные персонажи — обезличенные и с именами, — и у Улицкой, и у вОЙНОВИЧА, и у Вайнеров... Фейхтвангер — уж на что величина, и тот не удержался! Наверное подобные персонажи в нашей жизни имели место быть. Но ради объективности замечу, что успешных евреев вокруг было не меньше,( как минимум!). Вообще оборотистость и деловитость нации давно в поговорку вошла. Лично я ничего плохого в этом не вижу: азербайджанцы, например, по природе своей хорошие торговцы, норвежцы — хорошие рыбаки, а евреи — ментальные финансисты, чуют запах денег и умеют их зарабатывать. Так же хорошо у них развито чувство «выгодного проекта» чему пример — Октябрьская революция. Попробуйте найти хоть одно упоминание о том, какую роль играли евреи в руководстве и карательных органах ненавистного этим литературным прогрессистам «совка». Не найдете никогда.

Дальше. Не знаю, как вам, мне очень важно испытывать к персонажам «чувства». Любовь, злость, интерес, сострадание. Чтобы сопереживать героям я должен их кожей касаться. Тут же не покидало ощущение, что я в гидрокостюме. Ну никаких чувств эти действующие лица у меня не вызывали, да и сами они никаких эмоций ( во всяком случае — позитивных!) к окружающему миру не испытывают. Персонажи кажутся смутно знакомыми: то ли видел их в старых фильмах, то ли читал нечто подобное в каких-то старых книжках... Ощущение, что герои не придуманы автором, а собраны как паззл с миру по нитке. Секонд-хэнд, короче говоря. Вместо большой советской одухотворенной любви ( бесплотной, разумеется!), здесь у нас кожезаменители, красители и ароматизаторы, идентичные натуральным. Посттюремный плотский синдром, «надо к кому-нибудь прислониться» и т.д.. А если любовь по недоразумению в этот затхлый мирок просачивается, то она быстро и трагически заканчивается. Всегда. У всех.

Не буду писать о построении романа — прошелся по недоуменным отзывам и понял, что большинство так же безнадежно тупы, как и я. Принципа не уловил никто, какое-то сумбурное нагромождение «а помнишь мама» и какбэ повествования. Как написал Булгаков после чтения Флавиана Фиалкова и Лесосекова: « Я совершенно разучился воспринимать серьезную литературу». ПОймите, я вовсе не меряю литературу эталонами соцреализма ( хотя почитать на ночь про колосящиеся поля и наивную бесплотную любовь лично мне приятней, чем про вши и послетюремный перепихон). Я хочу сказать, что вместо одного набора штампов мне предложили другой, не менее ходульный, предсказуемый и нежизнеспособный. Даже всесоюзную стройку, буквально поднявшую Ташкент из руин — и ту автор умудрилась обосрать. Вот просто «потеряли город» — и все. Что потеряли? Мазанки, что ли? Памятник Гагарину не такой поставили? В чем трагедия-то? Какое-то невнятное бормотание в ответ.

Был в Ташкенте в 80 -м году и уехал обалдевший: огромный, просторный, зеленый, чистый, роскошный город. Стройка- то была витриной «дружбы народов», так что расстарались вовсю и денег не жалели. В азиатскую сушь провели воду и понастроили фонтанов: и с подсветкой, и поющие, и скульптурные... А какие парки, какие скверы, какие красивые новенькие современные ( для того времени) кинотеатры, театры, стадионы! Реально казалось, что попал в сказку. Так что ощущение вранья привлекательности книжке и уважения к автору не прибавило. А уж сколько ходульного пафоса!...

Недавно увидел у знакомой книгу рубиной, попросил рассказать начало, а потом остановил ее и закончил сам. Она обиделась; если читал, зачем спрашиваешь. А я не читал Я на ходу сообразил. Совершенно подсознательно пришло сравнение с книгой Данелия «Безбилетный пассажир» — он-то пишет о послевоенных годах с полным знанием дела. И о репрессированных, и о лагерях, и о многом другом, но вот впечатление остается совершенно иное. Такое ощущение, что два человека смотрят в окуляр, только на выходе у одного выгнутая линза, а у другого — вогнутая. Тут — огромный мир со всем хорошим, плохим, смешным и трагичным, а тут — шевеление микроорганизмов в капле мутной воды. Одну книгу написал человек с чувством собственного достоинства, а у другой на этом месте хронически больное национальное самолюбие.

Теперь о языке. Очень хороший язык. Ну очень. Ну очень-очень-очень-очень-очень. Первые пятьдесят страниц прочитал с восторгом, потом литературные рецепторы притупились, потом вообще отключились, а потом началось раздражение. Любая метафоричность все-таки должна иметь какую-то дозировку: ну дайте мне хоть что-то домыслить самому, не нужно каждую подробность проваривать, как манную кашу, и в пищевод кулаком пропихивать! Ну, можно я сам решу, какая там дыня, золотистая или зеленоватая, какие водоросли стелятся по дну арыка и как капли барабанят по стеклу? Вообще это чувство меры выработать невозможно: или оно есть, или его нет. В данном случае налицо утомительный (лично для меня) перебор. Вспомнился гоголевский Манилов: сначала поговоришь с ним, скажешь, какой приятный, милый человек, поговоришь еще немного — ничего не скажешь, а если еще чуть-чуть — отойдешь, молвив про себя: черт знает, что такое. Вообще, когда я читаю в отзывах, что язык «вкусный», чувствую легкое подташнивание, будто пирожными объелся. Какое-то неприятное гастрономическое определение, совершенно неприложимое к большой литературе. Вы про язык Булгакова скажете — «вкусный»? А про язык Фейхтвангера или Томаса Манна? То-то и оно, что это невозможно.

Главная моя претензия к этой книге это то, что она хочет казаться бОльшим, чем есть на самом деле. Ведь мысли по сути здесь ноль. ПОзабавило, что все мало-мальски критические отзывы выдержаны в каком-то испуганном тоне — извиняются люди, что им не понравилось. Налицо перехода количества в качество. Если это рубина — надо хвалить, а то могут подумать, что извилин недостаточно. Хочу напомнить, что в похожей ситуации один ребенок сказал: А король-то голый!

Ставлю тройку не только этой книжке, но и скучному набору штампов под названием «антисовок» вообще.

Таки справился и добил неважнецкую в целом трилогию. На восприятие третьего романа, возможно, оказали влияние условия с ним ознакомления. Ехал в поезде, выпил в процессе неспеша бутылку виски и как-то было мне уютно. Читалось, соответственно, легко, порой по диагонали и мало что раздражало. Третий роман вышел совершенно камерным. Чистая мелодрама про любовь, месть и как выручили из заложников супермена. Собственно, роман представляет собой парафраз «Ночного администратора» Ле Карре, десяти отличий я не нашел. Стилистика Рубиной, понятно, осталась. Завороженное описание еды, питья, одежды, туристических красот — стандартный набор. Напрочь почти ушла линия шпионажа — совершенно страшная и самая безобразная во всей трилогии. Ну и то, что видится автору удачной метафорической находкой — союз мегапевца с глухой — с хорошим вкусом имеет мало общего. Ну да Рубина почти всегда была вороной в павлиньих перьях — за исключением подростковых рассказов, тональность которых имеет мало общего с современным ее канареечным слогом. Первый роман был многофигурен, наверное, лучший; второй — совершенно ужасный; третий — неоригинальный и вполне себе камерный. Вся трилогия — шага два назад сравнительно с уловной трилогией романов о « людях воздуха».

Повесть как ассоциируется в самом первом приближении с процессом киноснимания, так и повествует о нём же. Лирический герой Дины Рубиной, (а повествование ведётся от первого лица, т.е. от персонажа, максимально приближенного к автору) приглашён написать сценарий и вообще поучаствовать в съёмках фильма по одному из своих произведений (из чего можно заключить, что героиня повести занимается писательством). И, поскольку процесс киносъёмывания вообще довольно занятная процедура со множеством всяких забавных, мало забавных и вообще не забавных моментов и нюансов, то в сочетании с фирменным рубинским лёгким и изящным стилом мы получаем очень лёгкую в чтении, улыбчивую и одновременно слегка ироничную и с горькими чёрточками возле улыбистого рта, необременительную в объёме (разумное сочетание необходимого и достаточного объёма) чтиву. А горечь берётся от нескольких моментов — от осознания преходящей и умаляющейся жизни; от окончательности своего жизненного выбора (эмиграция в благословенную страну предков Израиль); от ощущения, точно выраженного Юнной Мориц и выразительно интонационно точно спетого Сергеем и Татьяной Никитиными «Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли...»...

Тем не менее ряд совершенно уморительных юморительных моментов раскрашивают повесть в весёлый радужный полосатый купол, а некоторые персонажи выведены с такими любовно выразительными деталями, что в некоторых влюбляешься (сходу), а к другим испытываешь моментную и моментально проходящую неприязнь.

Совершенно покорил образ Ангела-хранителя, причём сначала показалось нарочитым это огрубление и низведение сего возвышенного существа (существа? хм_м...) в ранг бомжеватого вида мужичины, однако по ходу пьесы всё поясняется и становится совершенно естественным.

Вторая часть трилогии показалась очень плохой и едва ли не худшим из романов Рубиной. Если в дебюте было много мозаичного, собрание разного рода фриков с эксцентричными увлечениями, которые активно перемещались во времени-пространстве, чем весьма оживляли чтение, то в «Голосе» доминирует супервундеркинд архиталантливый во всем. Прямо как у Чистякова: «Я и песни петь могу и е.....ся мастер». Совершенно неправдоподобный центральный контртенор окружен столь же даровитыми, без полутонов персонажами героической судьбы. Тут тебе и секретный лидер израильской разведки и выдающийся знаток боевых единоборств и глухонемая выдающаяся же фотограф. У Рубиной получился какой-то неимоверный театр персонажей комикса и «Голос» в этом смысле близок к миру Марвелл, как мало какая другая книга. Собственно, уже по первой затянутой сцене встречи «разведчиков» ясно, что для все видов деятельности ( танцы ли, пение, разведка) у Рубиной совершенно одни метафоры и гиперболы в качестве характеристик. Обильное мельтешенье по заграницам, однако в описаниях нет ничего такого, что нельзя взять из путеводителя. Если в венском ресторане, то Апфельштрудель ( ну как вариант был еще и Топфенштрудель), если в Таиланде, то там-кха ( долго думала поди, не взять ли том ям). Описания эффекта, производимого пением, как-то слабо соотносятся с представлениями о психологии и физиологии ( все там обмирают, в зобу дыхание спирается, кровь приливает — ну чистая архаика 19 века, когда кровь бросалась в лицо и персонажи скрещивали руки и топали ногой). На фоне всех комиксовых центральный персонаж вышел особенно аппатичным, чего не было в романах предыдущей трилогии. Скверная вещица, откровенно не понравилась.

Бедная я, бедная. Я ничего не поняла в этом романе.((( Слова, предложения, сюжеты, герои, автор — все свалено в кучу, все перемешалось и в итоге совсем не вкусно. Нет, вру — слова вкусные, но и только. А посему оценку ставить не буду ибо не знаю, что оценивать.

Книга читалась очень легко и быстро. Закончила читать и мне стало жаль, что роман закончился. Вроде бы вилась нить ведущая куда-то, куда мне нужно и где мне было бы интересно, а потом вдруг оборвалась. Герои романа тоже чего-то и кого-то ждут. А Он уже пришел и живет средь них, просто ликов и проявлений у Него множество.

Т.е. роман, с одной стороны, о том, что есть Бог. А с другой стороны, о человеке, точнее о людях, русских эмигрантах в Израиле. И если читателю интересна хотя бы одна из этих тем, то ему несомненно стоит почитать «Вот идёт Мессия!» .

С детских лет испытывала легкое сомнение в кукольной неодушевленности.Повзрослев и посетив несколько выставок кукол ручной работы,убедилась в их странном и не всегда добром очаровании.Роман Рубиной о куклах и о любви.В нем много красивого ,печального и много страсти.Главное все это написано прекрасным , филигранным языком-от чтения получаешь просто физиологическое удовольствие.Ярым поклонницам 50-ти оттенков и» Сумерек» -противопоказано.

Замечательный, очень интересный роман. Единственный минус — нет интриги, развитие сюжета абсолютно предсказуемо. Но в семейных сагах редко встречаются лихие повороты сюжета. А сей роман все таки, на мой взгляд, не интеллектуальный триллер, а именно семейная сага. Да, в центре внимания писателя и читателя судьба одного представителя рода Кордовера -Захара Кордовина, но много рассказывается и о его предках, и упоминается о его потомках. Сочными красками Рубина нарисовала жизнь своего героя. Читаешь и оторваться не можешь, хоть и понимаешь, что тебя ждет на следующих страницах. А какое послевкусие!

Чрезвычайно избыточный даже и для без того не самой аскетичной писательницы роман, продолжения которого, нет сомнений, будут еще более изобильными. Рубина отработала манеру, предполагающую обязательно сложную саговость с участием большого числа ярко размалеванных петрушек, странствия по всему миру этих петрушек, эксцентричные профессии, обилие прилагательных. Мне это несколько напоминает зрелого Пикуля: у них с Рубиной какая-то тяга к фаршированию текста географическими наименованиями и эпитетами ( если Вена, то «блистательная», если фрикадельки кто готовит — то «незабываемые» или «упоительные»). В «Желтухине» много всего: от фотографиий и канареек, до описаний взросления девочки- пианистки, девочки-оторвы, глухой девочки и мальчика с гениальным голосом. В названии серии — «Русская канарейка» есть элемент самоиронии: особенности музы автора именно, что канареечные с тягой к пестроте и переливчивости. Рубина — хорошая рассказчица, но от манеры изложения быстро устаешь. Очень многословно, без дифференции по значимости, предсказуемо по топосу. Сократическое чувство меры уж точно не по автору, которая почти захлебывается от удовольствия рассказывания историй. Сагами на материале отечественной истории кого удивишь? И Аксенов и Улицкая в этом направлении кое-что написали. У Рубиной чувствуется неограниченный ничем темперамент и пыл в творчестве в данном направлении. Она очень щедрый автор. которая много знакомится с бытовыми реалиями не только в Википедии, снабжает текст не только старыми анекдотами и местячковыми шутками, но подбрасывает и собственные находки. В общем, экспрессия, языческое дорефлексивное повествование. Коммерческая литература качества много выше среднего. Читать продолжения про странствия уникальнейшего в мире супертенора с единственным голосом из богатой историей семьи ( и тоже небедного), который еще и получил в израильской армии навыки суперубийцы, и любовь-то у него будет не как у всех, а уж количество городов и стран, где он побывает, даже и не представить, желательно в долгой дороге при сильной бессоннице.

Написано в стиле зарисовки из школьной жизни. Уж не знаю, сколь здесь правды, а сколь вымысла, но читается именно как правдивая история. Поначалу показалось: рассказ и рассказ, что с того? Но запомнился и, со временем, стало понятно, что очень понравился. Даже и оценку я ему поднял резко, а не на балл, как обычно делаю с запомнившимися вещами.

Но отзыв, собственно, пишу по единственной причине: чтобы обратить внимание на одну из идей рассказа. Очень уж она перекликается с вечными ФЛ дискуссиями о самых разных текстах.

Любое произведение, даже самое хрестоматийное, можно воспринять по-новому, необычно и непривычно.

Так что: читайте, рекомендую.

Трилогия произвела неизгладимое впечатление. Сложные судьбы героев, замечательный язык. Сюжет то приводит в восторг, захватывая своими поворотами. То наводит грусть, напоминая какие-то собственные воспоминания и впечатления. Настоящая литература. Одно из лучших произведений современной прозы, что я читал за последнее время.

«К завтрашнему дню — срочно!» 3/10

Я начала знакомство с этой тетей со сборника интервью, который она не поскупилась выпустить как очередную книгу — отдохнуть-то от романов хочется так же, как и получать за такой отпуск полноценную зарплату.

Сборник очень даже неплох: и композиция выдержана по тематике и по членению на визуальные и абстрактные эпизоды, и содержание продумано для поддержания интереса. Интерес, кстати, под конец начал уплывать. Причиной тому послужила абсолютная прозрачность образа писательницы. Хоть темы интервью и были разными, хоть подход журналистов отличался, но Рубина не изменяла себе до последнего. И хотя в каком-то из мест упомянула, что старается вносить разнообразие в книги, что-то под конец чтения уже перестало вериться, что мне будет интересно читать ее сочинения.

Тетя Рубина — типичная женщина-мать-работяга. Тетя Рубина — типичная советская тетка, переселившаяся в новые реалии со своим постсоветским подходом к работе и жизни. Дина — актриска, писатель, музыкальна, из Ташкента, не держат в себе недовольство и рада выплескивать его по делу, ценит жизненную иронию, тонко чувствуют юмор четко подмеченных ситуаций и... дева по гороскопу.

Последний факт меня очень смущает. Рубина похожа на верующую, ну или на такого человека, который сознательно или подсознательно причисляет себя к определенной религиозной конфессии. Не суть важно, иудейка она или христианка (пока склоняюсь к последнему), но верить в гороскопы… называть змею своим тотемным (!!) животным по году рождения… Что за ересь на столь воспеваемой ею священной земле, радующей взаимодействием религиозных пластов?!

В связи с этим увлечением Рубиной (не скрываю, я тоже в младой юности игралась с гороскопами и разделяла по ним людей) готова поспорить, что ее персонажи должны создаваться по гороскопическим стереотипам. Тем более, что она даже сама себя, как дева, определяет любительницей порядка, расчета и прочей холодной девической мишуры.

Но вернемся к книге. Что в ней интересно, так это мелкие подробности о жизни в Израиле и Советском Узбекистане, о том, как израильская армия создает граждан, а советская идеология — нет, о взаимодействии людей разных национальностей, о самом понятии национальности, о профессии писательницы (именно женщины-писателя). Что в ней хорошо, так это разбавление занудств “типичной девы” ироническими и забавными вставками — байками и анекдотами, прекрасными цитатами. Что в ней плохо, так это отсутсвие смысла. Книга откровенно тупа.

Этот сборник раскрывает писательницу, но в ней нет ничего особенного — она так называемый “нормальный” постсоветский писатель, вышедший из Союза писателей, удачно в него попавший. И эта удача, а вернее цепочка удачных событий, и есть составляющая понимания и радости жизни Рубиной. Она почему-то верит в удачу, а не в Бога. А последний упоминается только в шутливых записках-обращениях еврейских детей. Рубина, как еврейка и жительница Иерусалима, имеет полное право иронизировать и шутить на религиозные темы, но не является ли это типичным женско-писательским прикрытием? Писатели часто стоят за неким образом своей “нормальности”, а постсоветские люди тем более, да еще когда пытаются угодить аудитории (а чаще бывало — государству, что к Рубиной не относится, как можно заметить из отношения Дины к советским интересам), а женщины прячутся еще и за щитом бытовухи. Восточные женщины в этом плане прятались бы за своего мужчину, кем бы он ни был, мужем или младшим братом. Но постсоветская баба как неизменный советский холодильник — скрытая феминистка (да, холодильники — те еще темные лошадки!), богиня быта и своей профессии.

Этим прикрытием все полностью испорчено. Текст захламлен смешным бытом. И этот юморок повторяется в своей очередной версии на каждом кругу-главке в попытке дотоптаться до своей могилы или в ожидании героя, который внесет реальную жизнь в стереотипизированный гороскопами и удачами мирок. Жду таких героев в сочиненных Рубиной произведениях. Произведение из собственных интервью же не удалось. По крайней мере, это была удачная (!) краткая автобиография в качестве предисловия.

В этой книге для меня всё сложилось так, чтобы понравиться и запомниться. Стиль написания безусловно красивый, музыкальный, поэтичный, красочный и невероятно многообразный – написано так, что я получала удовольствие от каждой прочитанной строчки – будь то диалоги, портреты людей, работа художника или воспоминания главного героя. Персонажи такие, как–будто смотрят с полотна или просто рисунка, но при этом не штампованные, а говорящие, рассказывающие истории, живописующие жизнь. Они все очень интересны, начиная с самого Захара Кордовина, образ которого складывается из множества красок абсолютно разного оттенка и заканчивая Жукой, дядей Сёмой или Марго таких разных по характеру, возможностям и проявлениям. А персонажей тут немало: кто–то появляется надолго, проявляется и раскрывается, а кто–то совсем на мгновение, но Автор сама, как художник, лёгкими штрихами рисует их красочно и живо, что понятно, что каждый из них находится на своём месте в этой долгой и не совсем радостной истории. Описания природы, городов, улочек, домов очень красивы. И когда я читала, то свободно могла предствить и старые улочки Толедо и луга и холмы Тосканы, что даже можно было расслышать звон колокольчиков, доносящийся с полей, и старый дом в Кордове, что даже можно было разглядеть пушинки пыли в луче солнца, проникающего в окно и т.д. Автор щедра на красочные и живописные картины.

Да и сама история талантливого художника Захара Кордовина тоже интересна. Захар настоящий художник, талантливый, умный, чувствующий и видящий все нюансы и тонкости сюжета – ему многому не надо было учиться, в нём многое было от природы. И если бы не история с ,,Венерой'', то мир узнал бы картины этого художника. Но он настоящий художник своей жизни – он так выбрал, наложив на себя добровольную епитимью, запрет на творчество: Андрюша не напишет больше своих картин и он своих не напишет. Захар выбрал себе другое – оставить часть себя в других громких именах, сотканных историей. Он, как та еле–еле различимая белая голубка, где–то на заднем плане картины, присутствует в каждом восстановленном или созданном полотне – чётко не видно, но он здесь в каждом мазке, в каждом движении кисти, в каждом выбранном цвете, в каждом шаге созданного творения. В нём был особый талант, его гений – создать картине историю прошлую и, самое главное, будущую. Создать не просто никогда не существовавшую картину известного художника, которая могла бы украсить собой любую выставку и стену любого музея, она ещё должна была зажить реальной подлинной жизнью: нужно найти историю находки, выбрать приемных родителей, наметить покупателя. И это был его любимый период сотворения мифа: созревание ситуации, наполнение картины плотью и кровью судьбы.

Мне бы не хотелось осуждать главного героя в его выборе, но так он поставил память Андрюши выше, чем свои стремления и планы, как художника. Он оказался виновным в ситуации и не примирился с ней. Молодость, неопытность, некое даже ослепление подвело его в эту ситуацию, но этот урок он перенял на всю жизнь – затем он сам, практически такими же методами пользовался, только главным исполнителем продолжал оставался сам и сам же за них и ответил, при этом оставив себя в художественном мире. Узнают ли об этом когда–нибудь? Как знать. Ведь дед Захара вовсе и не знал, что он оставит после себя такого потомка и Захар не знал, что оставит после себя продолжение жизни. Но это будет уже совсем другая история.

Книга очень понравилась, намного больше, чем ''Почерк Леонардо''. Она оказалась мне понятной, её можно прочувствовать, расслышать. Я её прочла с большим удовольствием и обязательно прочту ещё, потому что для меня эта книга очень красива и хороша во всех отношениях.

Стиль и мастерство Д. Рубиной как всегда на высоте. Есть где и призадуматься (и о судьбе, и о вечной погоне за счастьем, и о деньгах...). Главные темы — вещь, ставшая дорогой для семьи, и деньги. Меня эти темы, правда, не волнуют в литературе. Только поэтому и балл ставлю низкий. А так, произведение качественное. На любителя по тематике.

Для меня эта история из тех, которые я не до конца понимаю – вроде всё просто, но что–то не складывается – но от которых оторваться невозможно, потому что написаны просто бесподобно, красиво и богато.

Частично история передаётся от лица автора: тут рассказывается вся правда о детстве, юности и взрослой жизни необычной Нюты/Анны Нестеренко. Перед глазами предстают множество портретов людей, связанные с ними события – кто–то остался в её детстве, юности, а кто–то прошёл с ней долгие годы. Эти портреты невероятно сочные и живые, описанные до мельчайших тонкостей и нюансов – читая, невозможно не представить их в своём воображении и не услышать их голоса.

Так же часть истории рассказывает муж Анны Владимир в беседе со следователем интерпола. Он рассказывает грустно, но с большой любовью и преданностью, абсолютно беспощадно к себе – его рассказ мне понравился больше всего. И ещё Сеня, Саймон – музыкант на фаготе – мужчина, которого Анна выбрала окончательно. Он разговаривает с ней в своих сентиментальных письмах. Много чего он ей рассказывает: про своего деда и его итальянские сапоги, про профессора музыки и его семью, про дом своего детства, про номера в гостиницах и т.д. – обо всём, что его окружает и что живёт в его памяти. Поначалу эти письма были интересны, в них звучала надежда, тоска, дикое желание вновь увидеть свою девочку. Потом же они меня стали утомлять – как отдельные рассказы, они выглядят занимательно, но в контексте романа стали утомительны и занудны. Он даже сам говорил, что никто кроме неё его слушать не станет.

В результате передо мной предстала история девочки–девушки–женщины, которая обладала ,,почерком Леонардо'', а это означало не только строчку в зеркальном отражении, а целый ряд отличий уникальных людей: она обладала невероятными познаниями в математике, слёту могла общаться на любом иностранном языке, но тут же его забывала, она с рождения наделена даром видеть и знать судьбу. Она безумно любила цирк, риск, мотоциклы и скорость. Её страсть – зеркала – реальные и те, что в голове. Иногда ей что-то показывали в них, но ей было не позволено ничего исправить – она только отражала будущие события, она знала всё содержание судьбы, но ,,не могла заставить автора переписать страницу''. Как могла она этому противилась, но серьёзно зависела от своего дара – ,,ты не развлечёшься на мне'' – твердила Анна, но ничего не могла поделать. Она была, пока живы были зеркала в её голове, в её внутреннем мире, пока они не истончились. Многие её боялись и называли ведьмой. А для людей, которые её любили, понимали и принимали без оглядки, она была будто тень другого мира, будто ангел на земле, принадлежащий неведомой высшей силе – они понимали её нездешность, старались защитить и уберечь. Но она из тех, кто сама выбирает: свой путь, города, страны, работу, мужчин, друзей, говорить–не говорить, когда уйти, куда и как… Но те кто её любил попадали под её невольное влияние, они становились зависимыми до боли от близости с ней.

В этой истории много любви, тоски, желания, вины, боли, много ярких и сочных портретов, красивых описаний окружающего – вроде всё в ней есть, даже красивый финал на две половинки, но, всё же, история не особо впечатлила, как–то не легла – даже затрудняюсь сказать почему. По–настоящему восхитил язык, которым написана книга. Местами он звучит, как протяжная песнь, местами, как грустная, но знакомая мелодия, местами нашёптывает, как голос во сне – очень щедро и красиво.

Для меня выбор книги – повод познакомиться с творчеством Автора, которое и дальше продолжу – уж больно проза хороша.

Грустная повесть о старой женщине, которая посвятила всю себя искусству, прожила интересную жизнь, но в старости осталась без семьи, и о молодом мужчине, чья творческая жизнь не сложилась (никому не нужный театральный режиссёр). Мир искусства, два одиночества. Смех и слезы. Заставляет и задуматься, и сопереживать, и негодовать.

На мой взгляд эксперимент с формой не удался. Сначала идёт сюжет из жизни героини (то есть сам роман), а потом сюжет из жизни самой Рубиной, который стал основой для романа. Как-то это чрезмерно, двоится. Возможно, для изучения особенностей творческой мысли такой способ очень полезен, но читать трудно, утомляет.

В остальном же Рубина как всегда на высоте — шикарно пишет про картины и искусство, изумительно подмечает детали повседневной жизни, тонко препарирует эмоции и мысли, движущие героями.

Ярко, живо, сочно, колоритно. две героини — две женщины с нелёгкой судьбой. Это главное, и это не зависит от национальности и страны проживания (тем более, что уехали из России они уже взрослыми, сложившимися личностями). Общечеловеческая драма протекает на фоне Израиля. Вот тут всё такое странное и самобытное (лично для меня, конечно). первый роман Д.Рубиной, который я прочитала. Влюбилась в её язык, её стиль, её персонаже — и теперь уже все романы прочла и не пожалела.

Видимо, мистика — это не моё. И Анна не задела моё сердце, оставила равнодушной. Хотя роман написан мастерски, много чудных эпизодов и зарисовок. Опять же познавательно — позволяет заглянуть в мир цирка и иллюзионистов.

Изумительная вещь Читать обязательно. Многослойный и многогранный роман — тут и семья, и любовь, и дружба, и искусство, и проклятье. Герои замечательные — незабываемые и прописаны так, что видишь, чувствуешь и веришь, а значит сопереживаешь. Много нового о куклах и Праге, но это лично для меня.

Изумительный роман о художнике, который в силу многих обстоятельств предал свой дар (стал подделывать шедевры, а не создавать свои), а это повлекло дальнейшие трагедии (смерть друга по его вине, потерю семейной реликвии, отсутствие семьи и гибель). Не смотря на множество тяжелых эпизодов роман читается легко и настроение не портит. Прекрасные зарисовки городов и стран, захватывающие описания картин и тем, связанных с живописью, яркие персонажи и неослабевающая весь роман авантюрная интрига.

Единственный роман Д. Рубиной, который не понравился. Всё вроде есть — яркие персонажи, смех и слезы, но не пошло. Не поверила, не почувствовала, не прониклась. Сучно как-то. Возможно, виной стала большая доля сатиры.

Великолепная вещица о жизни маленького коллектива — тут и драма, и фарс, и комедия.

Написано остроумно, бойким и легким пером. Но почему это названо романом? Это скорей разрозненный набор блестяще сделанных зарисовок, которые попытались насильно запихнуть в единый расползающийся по швам контекст.

Все, что срисовано с натуры, радует остротой, наблюдательностью, цепкостью, умением мгновенно выделить и двумя ловкими мазками нарисовать главное. Но когда дело доходит до художественного вымысла, произведение начинает рассыпаться в руках. Сюжет задуман совсем неплохо, но реализация исключительно слабая.

Крайне удручают главные героини. Они совершенно неразличимы. Обе они — ипостаси автора, и это настолько бросается в глаза, что надо каждый раз прилагать умственное усилие чтобы вспомнить, о ком из них в данный момент идет речь. На фоне выпуклых и ярких проходных персонажей это выглядит особенно грустно.

Тем не менее, читается это все легко и с удовольствием, за что автору большое спасибо.

Этот роман похож на скрапбук. Красивый альбом, собранный с нежностью и особенным талантом.

Обрывок афиши, трамвайный билет, высушенный лист каштана. Осколок зеркала. Рядом — чертёжным почерком — таинственные закорючки. Несколько фотографий в обрамлении рукописных узоров. Сложенное гармошкой старое письмо, короткий отрезок фотоплёнки. Какие-то формулы, расчёты. Клочок алого бархата. Вырезка из газеты. Пожелтевшая открытка с каллиграфической надписью «Київ». Посадочный талон на рейс во Франкфурт. Чек на починку губной гармошки. Ноты. Марки. Монеты. Эскизы. Строчки. Сотни, тысячи мелочей.

Иногда они складываются в законченные истории, иногда кажутся красивыми безделушками, набросками неслучившихся сюжетов, хаотически собранными под одной обложкой.

Каким-то почти волшебством из этих набросков, воздушных, невесомых, из узорчатых недосказанных слов, из эскизов и обрывков в конце концов получается настоящая живая книга. Каждой детали находится место. Каждый штрих сделан не просто так. Всё связано, всё переплетено.

С этим романом стоит разобраться по-взрослому!

Он меня не щадил, и я ему не снисходительный хмыкарь.

Начну с финала — он ровно тот, что заслужили герои, снежный, звучный, один на двоих.

Именно так и стоит умирать.

Тело романа найдено, располосованным на части, разными людьми, каждый приложил руку к его печальному, но абсолютно заслуженному финалу. И цирк, будь он проклят и благословлен, и зеркала, темная пропасть, светлое безумие, правда и ложь крупными мазками, и мотоциклы (напрокат, но все мощные, строптивые), и любовь посреди хлебного поля, и в Канаде, Европе, роскошных номерах и в мансарде под крышей, и духовые инструменты в мельчайших подробностях, и вафельные крошки.

Да, чего мазать хлеб гуталином бессвязного пересказа.

Книга про правду. Читаешь, и жаждешь ощутить все описанное сам.

Проверяйте страховочные лонжи, не садитесь в одиночку в фуникулеры, исчезающие в тумане, берегите свои гипсовые маски.

Целую.

Увидимся на этой стороне зеркала

Знаете, раньше, а может быть и сейчас тоже, писателям, публиковавшим свои произведения в газетах и журналах платили определенную сумму денег за каждое написанное слово. Ну, например, одно напечатанное слово стоило одну копейку (цент) и соответственно, чем длиннее было произведение, тем больше писатель зарабатывал денег.

И вот, у меня сложилось ощущение, что Рубина преследовала именно эту цель, когда писала это длиннейшее и пустейшее произведение – загрести больше денег. Такое ощущение, что изначальный 150-ти страничный роман, Рубина умудрилась увеличить в три раза. В романе, очень много ненужных ответвлений, десятки ничего незначащих героев, рассуждений. Еще за уши притянутый Вольф Мессинг, и диалоги на украинском языке, на чье расшифрование у меня ушло уйма времени и нервов.

А может, Дина Рубина заранее заключила договор с издательством о написании 450-ти страничного произведения. А тут как раз залежалось короткое произведение с открытым финалом, про девочку с необычными способностями. Через некоторое время книга разбухла и из маленькой читабельной чащи превратилась в непроходимую тайгу, нагромождением имен, действий и мест, никак не взаимосвязанных между собой.

В итоге, это большой роман НИ О ЧЕМ. О странной девушке с необычными способностями, с необычной судьбой, которая в конце то ли умирает, то ли не умирает (это не спойлер). Про двух ее любовников и про зеркала, о которых автор натужно пытается рассказать что-то новое и интересное, но в итоге мы получаем невнятное бормотание. Пустая трата моего времени.

И вот рука не поднимается ругать Дину Рубину, но... Зачем был написан этот роман?

Полуавтобиография с желанием вернуться в Ташкент своего детства? Тогда зачем втискивать в повествование Веру? Чем она заслужила этот рассказ больше, чем все остальные детишки, знакомые маленькой Дине по ташкентскому двору? При желании можно было точно так же раскрыть тяжелую судьбу любого из них, сама автор от лица одного из персонажей говорит, что легких судеб не бывает; а тут какое-то неоправданное выделение из общей массы.

Стремление описать жизнь художницы? Ну нет, этого явно мало. Это – как история «в дополнение», чтобы не скучал читатель за биографичностью. И вроде душевная история-то вышла, очень такая наполненная, но вот опять это «но».

В общем, на мой взгляд, вышла немного каша. Отдельно бытовушно-детские воспоминания я бы прочла с удовольствием, Рубина пишет хорошо, и проза ее, что называется, трогает. И отдельно я бы с таким же удовольствием прочла историю Веры: опять же потому, что глубоко, эмоционально и, да, «трогающе». В получившейся же мешанине меня не покидает ощущение, что писалось не ради читателя, а ради самой себя, ради если не самолюбования, то ради самоуспокоения, без желания быть понятой. Нет, не говорите мне, что любой писатель пишет прежде всего для себя. Для себя пишут графоманы. Либо же, что я вполне принимаю, донеси эту мысль, мол, «иди ты, читатель, на фиг, я хочу самовыразиться в этом романе и всё!». В данной же книге, для меня, то и дело сквозило неуважением к читателю, именно потому, что на фиг его не послали, но и делиться с ним не захотели: «Стой и смотри, какая вкусная у меня конфета!»

Что касается языка (а я не могу не упомянуть это в отзыве на русскоязычную литературу), хорошо, очень хорошо, но не отлично. То ли мне достался настолько кривой электронный вариант, то ли (к чему я склоняюсь) авторской пунктуации хватало. Я не говорю, что а.п. плоха, она тоже помогает понять, но здесь она далеко не всегда оправданной показалась. Или мне просто не в настроение было читать с той интонацией, с какой писал автор.

Перечитываю свой отзыв и думаю, что выгляжу букой-критиканом. Нет, мне понравился роман, честно, но ощущения чего-то цельного он не дал, а потому породил недовольство какими-то «урывочными» моментами. От Рубиной я ждала чуть большего..

На стыке между автобиографическими слегка оформленными «под романы» еврейскими вещами рубиной и ее трилогией про людей ярких профессий. Собственно, линия художницы с ее тяжелым детством, встречей исключительно с яркими людьми и успехом за границей представляет предтечу более коммерчески отчетливой «Белой голубки Кордобы».

Первая часть с внятным ветвлением истории матери и дочери наиболее четкая и достойная. С увеличением авторским отступлений, вкраплении рыхлой эссеистики от лица Дины Рубиной роман отчеливо тяжелеет, композиционно превращается в абсолютную кашу. Прочитав четыре толстых эксмовских тома Дины Рубиной, прихожу к выводу о том, что она исчерпала круг своих наблюдений и суждений, поэтому чем больше далее в ее романах выдуманного, не личностного — тем лучше. Мать художницы в книге наиболее удалась, а вот все знакомые художницы, персты судьбы и проч. очень надуманы и гипертрофированы. У Набокова, кажется в «Камере обскуре», персонаж рассуждает о способах показа пейзажа в Индии — дескать, напишите про отсыревшие сапоги, и это даст больше чем все описания экзотики. Рубина Набокова читала ( в книге даже два эпиграфа из Набокова), но вот природа ее дарования такая, что при всей интеллегентности и образованности она илллюстратор, а не художник, создатель особого мира или носитель необычной оптики. При всей ее стрательности, тщательно выписанном Ташкенте, внимании к деталям, стремлении по мере сил отойти от канонов семейной мелодрамы, Рубина слишком традиционна, предсказуема и ничего нового ни про эпоху ни про автора из этой книги я не вынес. Авторский кругозор, особенно в части мельком оставленных суждений относительно художественной части, является стандартным, интеллигентным и не очень интересным. Приемлемый средний уровень на стыке коммерческой литературы с претендующей на образность. Сдается мне, что Рубина правильно сделала, что отошла от выпячивания биографического начала в поздних романах — с сюжетосложением, фантазией, чувством юмора и мимикрией у нее в поорядке.

Вполне достойная книга Рубиной — вровень с ее романом про идущего Мессию. Тот же юмор, еврейская микросреда, обилие шаржей и рыхлая композиция. Не сказать, чтобы априори производственная сатира из жизни еврейского культурного центра в Москве вызывала бы большой интерес у стороннего человека, но достаточно смешно. В этой книге пожалуй в наибольшей степени обнажены технические приемы Рубиной, очень много механики, микширования пустячного в общем материала и кухни его обработки. Как и в Мессии, в концовке добавлено сентиментальности, связанной с терроризмом. В «Синдикате» автор обшлась без романтической истории, что пошло книге на пользу. Для собрания по шашлычному принципу ряда очерков книга великовата по объему и не то, чтобы ее нельзя сократить без ущерба. Мне лично показалось, что страницы про дружбу с Мариной Москвиной можно было бы редуцировать — но никак не забавные сцены с участием водителя, планерок в Синдикате, трех главных раввинов, подготовки и прохождения дня Памяти с участием посла. Последняя книжка из серии местячковых еврейских посиделок разной степени автобиографичности Рубиной, тему исчерпала и подалась в сторону коммерческой остросюжетной романистики.

Я взялась за чтение Рубиной скорее вынужденно, чем по собственному желанию: надо было хотя бы частично ознакомиться. Специально выбрала роман с налетом фантастики — решила, что если дело пойдет плохо, то хоть это будет спасать и как-то поддерживать интерес :) Дело плохо не пошло. Роман, как по мне, всем хорош: чудный слог, очень объемные, яркие образы, интересный сюжет при будто бы полном его отсутствии, сочно выписанный еврейский Киев советских времен. Главная героиня вместе со своим дивным даром так и остается немного недосказанной загадкой, но это не мешает, наоборот, дополняет общую атмосферу зеркальной двузначности и зыбкости. Я осталась так довольна текстом, что теперь сомневаюсь, читать ли что еще из Рубиной — боюсь испортить впечатление :)

Скорее большая повесть из цикла еврейских зарисовок Рубиной, очень раздутая до размеров романа. Увы, тот случай, когда бытописательством дело не ограничилось и автор соединила с забавными зарисовками нравов и типажей дома культуры псевдоиспанскую инцестуальную махровую страстную историю, завершив ее в театральных декорациях с буффонадой. Ирония к нравам совершенно не сочетается с финальной театральщиной, густо и избыточно прописанной. Вся вещица страдает базедизмом, переизобилием не всегда уместных гипертрофированных сравнений. Обычные интрижки непременно сравниваются с великими войнами, провинциальные фрики — с крестоносцами — и так всю дорогу. Есть ряд удачных зарисовок типажей, Таисья — один из удачнейщих у Рубиной образов говорливых баб, острых на язык, но в целом вещица показалась аляповатой.

Вот мелочь, а доверие подрывает: сцена просмотра двумя гинекологами порнографии представляет развернутый пересказ старого анекдота, а подается как зарисовка из жизни пансионата.

Фраза относительно того, что каждый образованный человек может написать одну приличную книгу — про себя, совершенно справедлива. Двусмысленность этого утверждения в том, что есть вполне приличные авторы, которые, в общем-то, только о своих в разной степени впечатлениях и писали, порой микшируя их, вводя отвлекающих персонажей. Таков, на мой вкус, весь Довлатов, проза которого при всем обаянии и юморе все-таки определенно не большая литература, а примечательные автобиографические зарисовки. Прекрасные книги Джеральда Даррелла — образчик высокого качества такого второстепенного жанра.

Книга Рубиной — того же поля, чистые этносоциальные зарисовки умной и наблюдательной дамы про русских израильтян. Автор как бы раздвоилась на двух литературных персонажей, организовала подобие сюжетной развязки, но по существу «Мессия» шалычный набор, вкусная и в основном ироничная проза навроде «Зоны» Довлатова( с очевидной разницей в местах обитания). Мне рассказы Рубиной про израильтян не понравились излишней сентиментальностью и традиционным набором тем, а в «романе» все как-то мельче, изящней, смешней, тоньше. Как раз сентиментальности и антиарабского духа( которые есьб у нее в других вещицах) в «Мессии» почти нет и это пошло только на пользу книге. В рамках второстепенного жанра достойная и цепкая книга.

Ниже — небольшой комментарий в трех частях.

1.

«Виртуозный кульбит под куполом литературы!» Какой кретин придумал эту гениальную фразу?

Вдохновение, экспрессия, прыжок, полет! Аплодисменты! Громче!!

Циркачество, манерность, кич…

Нет, не так.

Хлопать совсем не хочется. Хочется незаметно заплакать...

Ты сидишь на краю опустевшей арены и чертишь палочкой непонятные знаки на отсыревшем от пота песке, а неслышный оркестр играет что-то ужасно знакомое, немного грустно, и чудятся в пустом зале лица, лица, и ты сам – там, в тени, на предпоследнем ряду, видишь? Завтра этот зал заполнят другие зрители, и другой оркестр заиграет другую, веселую музыку, и под этим куполом храбрые акробаты будут виртуозно крутить свои кульбиты, — ты ведь тоже когда-то был акробатом, помнишь? А может, и не был вовсе, это не так важно, и знаки на песке почему-то тоже не важны, важен только сам потихоньку подсыхающий песок, и то вряд ли...

Зачем кому-то что-то доказывать? Ты просто идешь по солнечной стороне улицы, прищурившись, улыбаешься чердачным окнам на пологих скатах крыш; а твоя тень смешно кривляется, задевая о выступы стен, но тебе самому давно уже не перед кем и незачем кривляться…

Ты понимаешь: перед тобой не просто роман. Это живописное полотно, картина, нарисованная на холсте бытия легкими мазками акварельных слов.

На заднем плане – город. Вряд ли он существует в действительности, ведь это город из твоих последних снов, залитый выкатившимся в зенит южным солнцем. Тени съежились, и даже мелкие детали, выхваченные внимательным взглядом, прорисованы отчетливо, порою слишком, впрочем, иногда, наоборот, нарочно чуть смазаны, будто подзабыты.

А на переднем плане, чуть ближе к краю – женщина. Отвернувшись от тебя, она смотрит на город, задумчиво, весело, восторженно — не разберешь, ведь ты лишь с трудом угадываешь ее профиль по горбинке носа, по морщинкам у глаз неизвестного разреза… И еще художник изящно, почти незаметно исказил реальность: солнце, вертикально висящее над городом, — на самом деле как бы вне пространства картины, и для женщины оно выглядит по-вечернему склоненным к горизонту, может быть, это сам город освещает её отраженным светом, создавая тень, аккуратно отброшенную в угол полотна, и ты видишь, что это тень девочки...

Наверное, это и есть счастье, маленькое отдельно взятое счастье: прогуляться по солнечной стороне улицы. Но, знаешь, есть в романе что-то, спрятанное даже не между строк, а между межстрочных интервалов, нечто почти неуловимое, каплей дегтя испортившее впечатление. К восхитительно светлому чувству нагло примешалась толика глухой злобы. Может быть, это зависть, обычная грязная черная зависть?

Ведь на ту, солнечную, сторону улицы надо еще перебраться. А это непросто, ох как непросто! Особенно нам, избалованным всенародной линейностью Лукьяненко или оголтелым интеллектом Пелевина. Глубоким арыком встает на нашем пути не столько объяснимый дефицит драйва, сколько ощутимый избыток слога.

О, язык романа прекрасен! Даже не верится, что это тот самый русский язык, которым ругаются меж собой блоггеры. Ах, как он пластичен, как фонетически выверен, как изощренны и тонки метафоры! Читать такой текст – исключительное наслаждение! Будто ценная картина прикрыта тонкой прозрачной пленкой, защищающей первозданную яркость ее красок от нечаянных прикосновений немытых рук... Поэтому, увы, в текст не получается «нырнуть», чтобы «с головой» погрузиться в содержание романа. Разбегаешься, складываешь руки лодочкой, прыжок... и вязнешь в языке.

Вот, к примеру, ребенок, сосущий материнскую грудь – казалось бы, что тут еще можно придумать? Но автор даже для этого совершенного, хотя и обыденного процесса нашел потрясающую метафору: «поршневые движения круглых щек». Перед глазами почему-то сразу возникает двухцилиндровый двигатель внутреннего сгорания в разрезе. Некоторое время ты тупо на него пялишься, затем пытаешься сопоставить понятия «поршень» и «мембрана», ведь на мембрану же щека похожа, не на поршень, при чем здесь поршень? И когда отсечные мембранные клапаны готовы уже, в свою очередь, захватить твое сознание (как, вы незнакомы с трубопроводной арматурой? – ну, извините), на помощь приходит велосипедный насос. Вот же, вот она, верная логика: сосать – насос – поршень! Что ж, ладно, пусть будут поршневые движения, но почему тогда «круглых», а не «пухлых» щек — у младенцев же пухлые щечки, правда? Нет, вы только вслушайтесь, как звучит: «Пухлых щек поршневые движенья»… Впрочем, да, «пухлые» — чересчур заезженно, можно, наверное, и «круглые». «Круглые» даже, пожалуй, лучше… Стоп! О чем это мы? (И тут ловишь себя на том, что перевернул страницу, содержания которой абсолютно не уловил.) Ах, да! Вернемся, начнем заново. Итак, «поршневые движения»...

Я читаю Дину Рубину — и вижу ее прелестную тонкую иронию. Вижу и ценю, как великолепно она владеет словом, как умело выбирает образы и сравнения, как блестяще строит композицию. О, я вижу и понимаю, какой прекрасный писатель Дина Рубина! Зато когда я читаю, например, Андрея Геласимова, или Марию Галину – я ничего этого не вижу и не понимаю. Грущу, смеюсь, злюсь, мучаюсь, но русского языка не замечаю совершенно: ни оборотов, ни сравнений, ни композиции, ни-че-го. Странно, да?

Сколько в романе главных героев? Два? А почему всё время кажется, что их трое? Да потому, что автобиографические мазки исполнены куда достовернее остальных! И потому еще, что книга Рубиной... нет, не вычурная, но как-то так нарочито стильная. Такое ощущение, что автор, подглядывая в нее из-за твоего плеча, постоянно слегка любуется тем, как замечательно и тонко он изложил свои мысли, какие яркие образы придумал, как точно передал свои чувства. Звучит парадоксально и даже, может быть, бессмысленно, но «На солнечной стороне улицы» — нарочито классная литература. Ну да, в романе два главных героя... и один самый главный.

Но... разве это не изысканный вариант кривлянья? Са-амолюбо-ова-а-а-аанье, чреватое обыкновенным снобизмом. Элитарный, талантливый, гениальный — но кульбит!

Отнюдь не обвиняю автора в том, что он напрямую демонстрирует презрение к недостойным его пера читателям, — тем самым, которые избалованы «всенародной линейностью» (а я вот тоже люблю кривляться!). В мыслях у автора такого не было! Но с другой стороны, ну кто мы такие? В Ташкенте не жили, в Израиль да в Америку не ездили, талантом — и тем обделены. Очевидно, что, поглядев со своих высот на нас, убогих, не способных ни гениальную картину нарисовать, ни великолепную книгу написать, автор неминуемо испытает этакую мимолетную вежливую брезгливость зрячего к случайному попутчику-слепцу. Пусть вопреки авторскому желанию, но это утонченное высокомерие тенью скользит за кулисами романа, и отстраненная жалость подмешана в грунт холста, на котором нарисовано сиятельное полотно «Солнечной стороны».

Боже, как унизительно!

Как же далека Дина Рубина от народа! Возьмем, например, четверостишье про памятник Гагарину в Ташкенте: «Тебе, Ташкент, Москвой подарен огромный хрен, на нем Гагарин». Точнее, «при нём». Ведь это именно в Москве бедного Гагарина взгромоздили на верхушку стеллы, а в Ташкенте как раз всё сделали пристойно: стелла торчит сама по себе, а Гагарин стоит себе рядышком, к ней спиной. Никакой особой символики не наблюдается, Фрейд спит спокойно. Неужели автор искренне полагает, что народ мог придумать подобные строки? Увы, это слишком тонко для народа! Да и рифма для него кривовата: «Ташкент — хрен», — фу! Не-ет, перед нами типовой продукт творчества т.н. «прослойки», причем продукт вторичный. Народ выразился куда веселее: «Москва, ликуй! Тебе подарен...» и далее почти по тексту.

Стоп! Но для кого написана книга? То есть, выходит, всяко не для нас, презренных, всё одно не способных понять ее глубину? Нам, быдлу, пристало лишь возиться в своем гетто, и, заваленным по самое горло словесной шелухой, вытягивать шею, чтобы изредка глотнуть чистого воздуха высокой литературы! Ну, это я так, утрировал...

И всё же «виртуозный кульбит» — гениальная фраза! И роман гениальный, да! Кульбит, однако, перекручен, а роман — гениален демонстративно. Вот!

2.

Данный текст написан после того, как мы с женой обсудили книгу Рубиной. Спор был жарок. Дело в том, что она читает раза в три быстрее меня, и на язык (как форму) особого внимания не обращает, зато гораздо тоньше, как мне кажется, чувствует содержание.

По ряду моментов мы не сошлись. Полагаю полезным для полноты картины привести ее мнение в части, отличной от моего.

«Не детектив, не приключения, роман вообще лишен иной интриги, кроме душевной, психологической, человеческой. Да, это — признак Настоящей литературы, но это и требования соответствующие налагает. И вроде неплохо сделано, но всё же, увы, претензия на жизненную достоверность превосходит способности автора.

Не особенно реальным, например, выглядит образ Катерины. Почему к Вере не липло зло? «Я же художница!» — отвечает автор её устами. А что, разве талант актрисы чем-то хуже таланта художницы? Почему же сломалась талантливая — автор постоянно это подчеркивает — Катя? Воля у нее железная, характер не слабее, чем у Веры, а у Веры ведь ранее детство было куда более страшным, у нее вообще вокруг не было ни капли тепла. То есть, видишь, в глубине — внутреннее противоречие.

И вообще, это всё красиво и слезно, но не слишком жизненно. Возможно, автор использовал какие-то реальные истории, но утрировал и подправил их без должного основания. То есть, попросту – «не верю»! Рубина придумала великолепный, почти гениальный сюжет, но ей элементарно не хватило душевной, человеческой тонкости, чтобы точно реализовать свою задумку. Может, сама она просто никогда не попадала в те условия, в которые ставит своих героев?

Эх, вот если бы этот сюжет взяла Анна Гавальда – какой потрясающий вышел бы роман!..»

3

«Графиня, Вас никогда не били мокрым веслом по морде? Нет?..

Да так, к слову пришлось…»

(с) 2006 г.

Довольно интересный сборник, в котором интервью разбавлены микрорассказами, этюдами, зарисовками.

Читать интересно, но все же интервью не тот жанр, который я очень сильно люблю. Поэтому целый томик интервью — это многовато, на мой взгляд

События в странной фирме в Иерусалиме увидены глазами новой репатриантки, еще не привыкшей к дикому бардаку.

Море странных, комичных и трагичных персонажей. Все происходит на фоне первой иракской войны, что оптимизма героям не прибавляет

Автор рассказывает о своем опыте работы в кино. По ее сценарию снимали фильм «Мой внук работает в милиции», и с этим связаны все события произведения, смешные, грустные, трагические.

Фильм (судя по отзывам в сети) вышел дряной, а повесть довольно интересной

Великолепный роман о жизни в небольшом городке под Иерусалимом. Глазами автора увидена обычная вроде бы история, которая при умелом рассказе становится высокой трагедией об очень необычном и талантливом человеке

Очень интересная картина Иерусалима, составленная из мозаики — рассказов об отдельных жителях города.

Рассказы сумбурные, перескакивающие с одной темы на другую, связь между ними не очевидна, но вырисовывается замечательная и яркая картина

Перечитал книжку — в первый раз просмотрел по диагонали и не пошло совсем. Со второго раза в целом понравилось. Это, безусловно, коммерческая и развлекательная литература, но высокого качества.

Условно говоря, есть хорошие книги Трифонова или Джонотана Коу, а есть хорошие книги Переса-Реверте и Стивена Кинга. Для меня очевидная определенная иерархия авторов и книг, среди которых качественное развлечение встречается не так часто, как хотелось бы. Чехов правильно утверждал о сложности объяснения, почему ему нравится Шекспир и не нравится Вербицкая.

Дина Рубина где-то утверждала, что училась писать, беря за образец письма Чехова. Очевидно, что в «Синдроме Петрушки» ничего от писем Чехова нет. Роман является совершенно «романтическим» и остросюжетным, полным разгадок и недомолвок, семейных тайн, описаний городов и укладов, содержательными сведениями о кукольном театре. Надо отметить, что автор описывает не существующий в природе, а идеальный кукольный театр, то есть воздействующий мистическим образом на зрителя, фактически наделяя своего кукольника чертами магическими, имеющими ирреальную природу. Одновременно в романе есть и совершенно инфернальный похотливый поляк, обладающий всеми предикатами слуги Люцифера. Романтическую канву Рубина плотнейшим образом нашпиговала бытовыми вкраплениями, зарисовками историко-культурного толка, богато и пестро разукрасила декорации, создавая совершенно универсальный авторский «мир», отвечающий лишь законам и условиям своего создателя. Читать перипетии семейных легенд, очерков про бытовые особенности Львова или узнавать пражскиее пейзажи увлекательно.

Доводилось встречать суждения об избыточности сравнений, пестроте и неоправденности метафор, переизобилии прилагательных. Все это есть, временами некие признаки базедовой болезни музе Рубиной присущи. Это сказывается и в расстановке персонажей, каждый из которых, как на подбор, либо трикстер, либо там спас еврейских детей, либо цыган, а если понадобился второстепенный статист, то он непременно окажется Сильвой Джузеппповичем Морелли, со своей запутанной историей, имеющей мало отношения к сюжету. Временами автор выдает абзацы навроде следующего:« Вальяжными шагами прошелся туда-сюда контрабас, будто некий толстяк, смешно приседая, хотел кого-то рассмешить. Ему скороговоркой уличной шпаны монотонно поддакивало банджо, а толсятк вссе пыжился, отдувался и пытался острить, откалывая кренделя потешными синкопами; банджо смешливо прыскало густыми пучками аккордов, и, вперебивку с истомно флиртующей гитарой и голосисто взмывающей скрипкой, все сливалось в простодушный старый фокстротик и уносилось в море, к невидимым отсюда яхтам...»

Что бы сказал Чехов относительно указанного пассажа? По мне, изобилие завитушек и надуманных сравнений не является аналогом ассоциативного мышления и образности. По счастью, большая часть текста более выдержана и ровна стилистически при всем южном характере прозаической манеры с соответствующей цветастостью.

Цирк ( мотивы которого обыграны в романе «Почерк Леонардо») и работа циркачей в высшем проявлении является искусством, но специфическим, которое при всей его полноте определенно обладает меньшими возможностями эстетической и эмоциональной силы, нежели кинематограф. Роман Рубиной ближе к ощущениям, которые дает пестрый цветастый яркий и хорошо организованный аттракцион, нежели к неоднозначности лучших явлений в области кино, а если и сравнивать ее с кинематографической манерой, то на ум приходит, конечно, Феллини, с его избыточностью, любовью к клоунам, теплым темпераментам, одержимостью детства.

Щедрый увлекательный и красочный аттракцион Рубиной, конечно, иное дело, нежели проза Славниковой и Палей, но для лиц, не являющихся снобами, определенно качественное развлечение.

Жизнь обычной семьи показана через необычную призму — неконвенциональный альт, созданный под определенного человека.

Его купили, чтобы выгодно продать в Израиле и он успел побывать во многих местах.

Интересная повесть о жизни эмигрантов, ироничная, немного грустная и какая-то очень уютная

Отличная книга, наполненная тонкими наблюдениями и размышлениями. автор пишет, о себе, своих друзьях, Израиле, поездках в Россиию и на Ураину.

Интересно наблюдать за особенностями и констатировать, что мало что меняется

Довольно симпатичная зарисовка об израильской жизни, в которой автор умело смешала, смешное и грустное, радостное и трагичное

(Из записей. Октябрь 2010 г.)

Роман вышел в «Эксмо» под авантитулом «Большая литература». Спасибо, издатели! Дина Рубина — удивительная писательница, начиная буквально с отрочества, когда в журнале «Юность» были опубликованы три её рассказа и повесть «Когда же пойдёт снег?». С давних пор читаю Дину с неизменным удовольствием, «На Верхней Масловке» перечитывала, наверное, раз десять (фильм, кстати, по этой повести неадекватный поставили, даром что с Е. Мироновым и А. Фрейндлих); нежно люблю рассказы «День уборки», «Любка», «Всё тот же сон!..» и другие.

В какой-то момент после эмиграции Дины меня ждало разочарование: роман «Вот идёт Мессия!» оказался рахитичным, полностью написанным на местном материале способом «что вижу, о том пою» и, мало того, с чудовищными ошибками. «Дина, Дина! Неужели ты так быстро забыла русский язык?!» — плакала я в душе.

Но вот — «Почерк Леонардо». Роман необыкновенный, талантливейший, прозрачный, как слеза, крепкий, как дружеские объятья... Дина вновь всматривается в людей, как раньше: с любовью и болью. Роман частью фантастический, в неопределимом мерцании жанра — и я надеюсь, что это ещё не последняя большая удача любимой писательницы.

А Рубина очень похожа на Улицкую — больше, чем я ожидала. Или наоборот, Улицкая похожа на Рубину, в общем, не важно, просто Улицкую-то я уже всю прочитала, а Рубину только открыла. У них обеих есть удивительное свойство, которое я не знаю, как правильно назвать, но могу описать. Это какое-то бытописательство, при всей горнести порывов — погруженность в быт с головой. Детали, одежда, кто что ел, какие украшения носил, на чем спал, что было в доме и тд. От всего этого тянет одновременно анти- и архисовковостью. Почему анти — да потому что советский человек должен был быть по идее выше всего этого, выше быта, его должно было интересовать, какие корабли мы в космос запускаем, а не что на ужин. Только на практике, увы, выходило наоборот. Советский Союз как-то очень способствовал полному погружению человека в быт, и никто не мог этого избежать — можно было быть успешным в этой области или не успешным, но нельзя было относиться равнодушно. Понятно, естественно, откуда ноги росли — но забавно, что СССР давно уже закончился, а образ мыслей остался, и преследует людей тех поколений, и они не понимают, как можно так раздолбайски относиться к вещам, еде, семейным ритуалам и прочему. Недавно бабушка от чистого сердца предложила отдать мне шкуру песца, который у нее уже 15 лет валяется, «с головой и хвостом», твердо уверенная, что мне он нужен до зарезу. Язык не повернулся объяснить, что лучшее, что я смогу сделать с ним — это похоронить в Сосновке.

Другая сторона «вещизма», как ни странно, — детство. Это очень детское мировоззрение, на самом деле: «у меня есть вот такая штука, а у тебя нету». Отсутствие собственных, сформированных представлений о ценности, опять же. В СССР понятно, ничего не было, в детстве даже если все есть, то родители не все купят. А сейчас — можно, конечно, пол-зарплаты потратить на радиоуправляемый вертолет или прекрасную сумку, только нафиг не надо.

Из-за этого и Улицкая, и Рубина обладают для меня какой-то удивительной привлекательностью — это какое-то совершенно другое мировосприятие, непохожее на мое. Когда их читаешь, такое чувство, что надел сильные очки и видишь все предметы очень-очень четко. В собственной жизни я такого эффекта не могу добиться — напротив, слишком пофигистично ко всему этому отношусь.

Как-то я уперлась в этот быт и ничего не сказала про роман.

Рубина похожа на Улицкую, но жестче. От текстов Улицкой складывается впечатление, что у нее все персонажи, как бы сказать, немного юродивые, убогие в грамматическом смысле слова — и при этом очень-очень хорошие. У Рубиной они вполне реальные, притом она не дает им никаких моральных оценок и не подводит к этому читателя. Нормальные такие блокадные дети, воры, наркоторговцы, сумасшедшие художники и тд. «На солнечной стороне улицы» — роман по большому счету про некую ташкентскую художницу, ее мать, детство, юность и тд. При этом в нем гораздо больше быта и Ташкента, чем искусства, это не портрет художника в юности, конечно, но текст гораздо больше, чем, гм, творческий путь. Тут и картины послевоенного Ташкента, и детские игры и обиды, и мать — дрянь и наркоторговка, и подобранная на улице пьянь, который оказался замечательным человеком и заменил отца. И много-много людей, которые чьи-то дальние знакомые, родственники, бывшие соседи, и я поражаюсь, как автор запоминает их всех по именам.

Автор в тексте тоже присутствует, причем в двойном амплуа — как «голос за кадром», рассказывающий ребенку свои воспоминания о Ташкенте того времени, и как третьестепенный персонаж, иногда пересекающийся с главной героиней. Признаться, «голос за кадром» — самые скучные моменты романа, все эти воспоминания о том, какую музыку крутили на площади и какие юбки носили. А вот жизнь — что героини, что автора, но особенно героини — ужасно интересна. И дело с одной стороны в том, что это действительно очень сложная и интересная судьба со множеством поворотом, а с другой — Рубина удивительно описывает ее, проливая свет на те области, которые обычно как-то замалчиваются, и едва не пропуская те, о которых принято говорить. В итоге получается очень контрастно. Что, по-моему, отлично для романа о художнике))

В романе описаны три года работы в Сохнуте (в романе «Синдикат»). Под прозрачными псевдонимами выведено множество мошенников, авантюристов и городских сумасшедших. Описано множество странных мероприятий и откровенных афер. Но все это происходит на фоне терактов в Израиле и в Москве. И сквозь яростную сатиру пробивается жалость писательницы к людям.

Вообще-то я стараюсь быть объективным. Но не в этом случае. Может быть, со стороны многие произведения Рубиной покажутся странными и дикими, как и сам Израиль, но изнутри, чувствуя все, что она описывает «печенками», её творчество воспринимается совсем иначе. Это даже не художественная проза. Рубина — маленькая, уютная и домашняя. Читая её зарисовки, ты сидишь с ней на тесной кухоньке, пьешь горячий чай, не замечая вкуса, потому что тебе невероятно тепло и комфортно с хозяйкой — умной интеллигентной женщиной, умеющей несколькими словами создать образ, пейзаж, настроение. Эта небольшая зарисовка вдвойне мила моему сердцу, потому что точно такой же «не любовник макарон» приходит ко мне домой по выходным, разбрасывая по квартире армейскую форму, но бережно ставя в уголок автомат, предварительно спрятав магазин и три раза подряд проверив, что затворе нет патрона. Он тоже капризничает, а я брюзжу на тему «нам бы в Советской армии такие условия... зажрались тут, понимаешь!», но на самом деле я ужасно рад, что он тут, со своими капризами и подростковыми заморочками — живой и здоровый. Через полгода он демобилизуется, и я вздохну спокойно ещё на 12 лет, когда в армейскую лямку впряжется младший «не любовник макарон», завистливо и опасливо поглядывающий сейчас на братов автомат... Ну вот, хотел ведь написать отзыв на Рубину, а написал о себе, любимом. Но знаете, наверное и правильно сделал. Потому что Рубина как никто умеет рассказать людям о них самих. Её рассказы — о мне, о вас, о нас всех. И тепло её читать потому, что ты чувствуешь любовь автора — к нам. Простую любовь, не требующую ничего взамен. Она любит людей не за что-то, а потому, что иначе не может. Она так создана. И своими произведениями она передает эту любовь читателю. И это — здорово.

Начала читать с прихихикиванем: мол и на работе куклы, и дома про них же на досуге.

На самом деле, я давно хотела почитать Дину — слышала, что она похожа на божественную Улицкую и Щербакову. Я отношусь крайне настороженно к женской прозе, но вот такую вот чрезвычайно люблю.

Да, у Рубиной хороший язык. По пути к метро я цепляла глазами улицу, и мои мысли звучали совершенно по-рубиновски, быть может, когда я стану совсем взрослой, я смогу ткать ковры своих слов, как она.

Это оказалось очень удачное и хорошее знакомство.

Оно — трагично, читать.

Начну с конца. Если вы никогда не интересовались Израилем, если вам не близка жизнь писателей, редакторов, художников, верстальщиков, то эта книга вам скорее всего не понравится. По крайней мере я неоднократно слышал подобные отзывы: мол, фи, про еврейских сумасшедших. Тем не менее, роман «Вот идет мессия...» получил премию Союза писателей Израиля. И есть за что.

Во-первых, написано ярко и зримо — пыльные улочки Иерусалима, летняя жара, зимние ливни, стайки восторженных туристов, солдатская униформа на каждом шагу, оружие, ожидание страшного, строгие одежды ортодоксов, пейсы, певучий израильский говор, постоянное ожидание Мессии — все это окружает, обволакивает, ты незаметно начинаешь жить там же, вместе с героями.

Кстати, характеры — это во-вторых. Неповторимые, запоминающиеся, выпуклые образы каждого из персонажей описаны большим Мастером. В числе героев книги и писательница N. — сама Дина Ильинична, ведь роман абсолютно автобиографичен (и это уже в-третьих).

Кроме того у Дины Рубиной потрясающее чувство юмора — давно я так не смеялся. Но это совсем не юмористическая книга — концовка оглушает и оставляет в растерянности, несмотря на то, что автор готовила читателя именно к такому финалу чуть ли не всю вторую половину книги. Роман много больше, чем набор смешных сценок из безумной еврейской жизни. Он просто о жизни с ее радостями и бедами, о жизни, которая может быть прожита долго и праведно или долго и беспутно, а может и оборваться на взлете и только от нас зависит как нас примут по ее завершении.

А мессия, возможно, уже приходил, прожил бурную жизнь и мирно покоится так и не узнанным. Такие дела.

* Написано для рид.ру *

Она видит мир в своих внутренних зеркалах... этот дар божий помогает и мешает ей жить... ей легко находить свою колею — своё место, своё призвание, своих мужчин... но очень тяжело быть «другим»...

Книга понравилась. История живая и эмоциональная, сдобренная мистическими изюминками. Стиль повествования душевный — напомнил мне Людмилу Улицкую. Хороша панорама мест, времён событий и действующих лиц... Киев, Казахстан, Европа, Штаты... дети, музыканты, циркачи, каскадёры... В целом: добрая книга о нашем сложном и несовершенном мире...

Особо отмечу аудиокнигу — очень добротно сделана... Три голоса на три нити повествования. Очень органично дополнена звуковым сопровождением (фаготом одного из героев, песней Лили-Марлен и пр.). Ну и украинская речь, как всегда вызывала улыбку — забавный язык )

Книга скорее больше женская, чем мужская. Но рекомендую всем любителям серьёзной современной прозы.